Она шагала вдоль трамвайных путей, стараясь не попасть каблуками в щели брусчатки. Откуда он взял это дурацкое задание? Так практикуют психологи? Не слышала ни разу… Нет, нет и нет. Не будет она его выполнять. Что за чушь, ерунда какая-то! Она взрослая женщина, серьезная… и что люди подумают? Стыд и позор, ей-богу.

Елена Николаевна подошла к остановке. Михаил Федорович сказал выбирать не симпатичных, а ровно наоборот. То есть вот самых неприятных и даже противных. На которых и смотреть-то не хочется. Не, ну это просто издевательство настоящее. Он там диссертацию, наверное, напишет потом, а ей исполняй его извращенские эксперименты.

На остановке стояли трое. Тетка без возраста с двумя продуктовыми сумками, девочка с мамой и мужчина в пиджаке. Кто ей неприятен больше всего? Девочка с мамой самые нормальные, конечно. Их Елена Николаевна отмела сразу, как учил психолог. Остались мужчина в пиджаке и тетка. Мужчина, уловив взгляд, повернулся и немного улыбнулся Елене Николаевне. Она улыбнулась в ответ. Получается, мужчина ей симпатичен. Не пойдёт. Осталась тетка.

Подошел трамвай, женщина с сумками первая оказалась у двери и начала в нее тяжело загружаться. Мужчина, немного подождав, ушел к другой двери. Мама с девочкой остались на остановке. Елена Николаевна зашла за женщиной. Трамвай дернулся и медленно набирал обороты.

Елена Николаевна ощущала себя практически преступницей. У нее был замысел. Коварный план, о котором бедная женщина с сумками не догадывалась. И ведь никогда и не скажешь по Елене Николаевне, что у нее в отношении незнакомки задумано нечто особенное.

От страха и волнения у Елены Николаевны в унисон трамваю загрохотало сердце. Место рядом с теткой освободилось. Елена Николаевна села.

Хотя… Да почему она вообще обязана следовать указаниям Михаила Федоровича? Правда, три с половиной тысячи, уплаченных за один сеанс, стоили, наверное, того, чтоб сделать домашнее задание. Но можно ведь обмануть – сказать, что всё выполнила, как он и велел. Можно, конечно… Но тут всплывают два момента. Во-первых, он психолог и наверняка раскусит ее враньё. Тем более что Елена Николаевна исключительно плохо врала – покрывалась красными пятнами, заикалась и смотрела в пол. Мама распознавала ее обман на первых же словах.

Кроме того, раз она платит за сеанс, значит, хочет получить результат. А если без этого задания результат будет не таким, каким мог бы…

Елена Николаевна скосила глаза и взглянула на тетку. Та положила обе сумки себе на колени и обняла их, как двух жирных и дорогих сердцу котов. И смотрела прямо вперед, на дорогу, будто прокладывала трамваю путь. Тетка чем-то напомнила Елене Николаевне маму, и ей сразу захотелось признаться в замысле, извиниться и выйти из трамвая. Но Елена Николаевна сидела у окна, а тетка загородила ногами проход. Пришлось бы перепрыгивать.

– Извините, – пролепетала Елена Николаевна. – Простите…

Кажется, женщина ее совсем не слышала.

Елена Николаевна откашлялась и обратилась к соседке погромче:

– Добрый день… здравствуйте.

– Вы мне?! – удивилась женщина и вцепилась в свои коты-сумки. Смерила Елену Николаевну строгим взглядом и, видимо не заметив в ней опасности, немного расслабилась.

– Да… вам. Я… мне… мне надо вам сказать…

Женщина с явным интересом ждала продолжения. Потом нахмурилась и отрезала:

– Я не подаю. Денег нет!

Елена Николаевна, не ожидая такой реакции, приподнялась, потом села обратно. Зачем она всё это затеяла? Как же стыдно! Неудобно как!

– Нет, я не прошу денег, мне не надо. Как вас зовут?

Елена Николаевна подумала, что если знать имя, то задание выполнить будет легче. Или нельзя спрашивать имя? Но Михаил Фёдорович ничего про это не говорил. Значит, можно.

– Меня? Алла. Алла Владимировна. А что?

– Алла Владимировна, разрешите мне сказать, что я… я вас люблю. Да, люблю. Вы мне очень приятны.

Женщина округлила глаза, и они, кажется, ползли от удивления выше и выше. Она не понимала, как реагировать. На всякий случай сильнее прижала к себе сумки. Уставилась на Елену Николаевну, пытаясь раскусить ее. Или понять, здорова ли.

Трамвай с грохотом остановился, двери открылись. Елена Николаевна легко перепрыгнула через ноги женщины и выскочила на улицу. Тетка приблизилась к окну, покрутила у виска. Елена Николаевна отрицательно помотала головой и пальцами изобразила сердечко. Трамвай уехал.

Елену Николаевну затрясло. Сначала будто от пережитого ужаса. Потом ее стал бить смех – нервный, тяжелый, упругий. Затем смех становился всё легче, проворнее, будто огромные металлические шары разлетелись сотнями маленьких пинг-понговских невесомых мячиков и запрыгали, покатились… И вот уже она шла вдоль путей и от души хохотала. Алла Владимировна, ну надо же…

Сзади посигналил трамвай, Елена Николаевна перешла на тротуар. Навстречу двигался молодой человек с волосами, выкрашенными в приятный бирюзовый цвет. Цвет существовал сам по себе. Если б это было бирюзовое облако, то Елена Николаевна обхватила б его руками и непременно отнесла домой – любоваться оттенком. Но в сочетании с молодым человеком казалось, будто бирюзовый цвет случайно упал ему на голову. Парень нес доску на колесиках, а его лицо изображало полное презрение к окружающим. «Какой гадкий молодой человек», – восхитилась Елена Николаевна. Как раз что надо. Хотя… он же пошлет ее, точно пошлет. Причем матом. А Елена Николаевна очень не любила мат, ее физически тошнило от мата, хотелось принять горячий душ. В общем, совершенно необязательно выполнять задание именно с ним, можно и пропустить. Нет такого правила – подходить к любому неприятному типу.