9 августа 378 года недалеко от города Адрианополя римское войско во главе с императором Валентом было наголову разбито готами под руководством Фритигерна. Готская тяжелая конница буквально смела легионы, потери римлян были чудовищны – фактически вся полевая армия Восточной части империи перестала существовать. Император остался на поле боя, его тело так и не нашли.

Это поражение стало шоком.

Катастрофой его назвали хронисты, писатели и исследователи, сравнивающие битву при Адрианополе со сражением при Каннах и другими великими поражениями Рима.

Впрочем, для этого есть основания:

впервые за время существования империи на ее территории варвары громят легионы и убивают императора;

впервые варварская угроза становится явной не на границах империи (Галлия и Германия, страдавшие от набегов германцев уже практически век, все-таки считались периферией, не говоря уже о Британии), а едва ли не в центре римского мира (географически так оно и есть);

впервые столь масштабная и серьезная угроза империи исходит не от великой державы, а от варваров, презрения к которым был полон каждый римский аристократ, которых римляне так долго и успешно использовали в своих целях, натравливали друг на друга.

От шока отходили долго.

Если бы сами готы в полной мере смогли осознать, что сделали, они извлекли бы из своей победы куда больше выгоды.

Но суровые воины степей не мыслили такими категориями. Они победили и по праву победителей потребовали то, за чем пришли – хлеба и земли для поселения, что и вылилось в договор 381 года.

С этого момента готы перестали быть варварами, представлявшими внешнюю угрозу. Благодаря этому договору они прочно и уже навсегда включились в политическую и военную жизнь империи.

Их вожди по-прежнему спорили и соперничали между собой, готы-христиане пытались замириться с соплеменниками-язычниками. Но все это уже имело непосредственное отношение к Риму, к его жизни и судьбе.

Сами того не ведая, готы стали не только одним из главных факторов имперской политики, но в определенном смысле воплощением Рока империи.

В 395 году, после кровопролитной и тяжелой, как для имперских войск, так и для готов (участвовавших в конфликте на правах федератов) борьбы Феодосия с узурпатором Евгением, на первые роли выйдет Аларих – новый король вестготов. Через 15 лет он совершит то, чего не смог ни один великий полководец античности – захватит и разграбит Вечный Город, возьмет в плен сестру императора.

Сразу после этого, после смерти Феодосия другой готский вождь Гайна попытается захватить Константинополь не военным путем, а внедрившись в самое сердце имперской администрации, став едва ли не тенью юного императора Аркадия, командующим всей армией Восточной империи. У него почти получится… Почти… В 400 году Гайна будет изгнан из Константинополя и вскоре убит.

Аларих решил разговаривать с империей на языке силы.

Он не хотел ее разрушать, но жаждал прочно закрепиться там, получить титул, земли, состояние, стать римлянином по образу жизни и силе влияния на мир. Его борьба со Стилихоном, тоже варваром – вандалом, но одним из самых блестящих защитников империи в ее последние дни, будет долгой и не особенно удачной для готов. Только после убийства Стилихона (вот уж великая глупость императора Гонория) Рим падет к ногам варвара (24 августа 410 года).

Это событие потрясло современников еще больше, чем триумф готов при Адрианополе, это был сокрушительный удар по римской идее, по мифу о неувядающем величии империи. Впервые за семь с лишним веков враг не просто вторгся в Италию (такое бывало неоднократно), не просто разбил легионы, но нанес удар по самому сердцу империи, по столице мира, самому великому и мощному городу, который казался столь же неприступным, как божественная гора Олимп.

Захват сестры императора, активной и амбициозной Галлы Плацидии, женитьба на ней нового вождя готов Атаульфа, избранного после внезапной смерти Алариха в конце 410 года, казались не просто насмешкой над поверженными владыками мира, а зловещим знаком того, что скоро империя вынуждена будет склониться перед варварскими ордами.

Кстати, с 401 по 407 годы многочисленные германские племена воспользовались отступлением римской армии за Рейн и начали активно захватывать западные провинции империи. Примерно в это же время в Паннонию, сметая все на своем пути, пришли гунны…

Право, не только впечатлительные церковники и поэты, но и остальные римляне могли решить, что наступает конец мира.

И были правы – это был конец их мира, того, где властвовал Город Волчицы.

Часы его судьбы действительно били финал, который наступил гораздо раньше, нежели Одоакр начал назначать и низлагать императоров или Теодорих Амал захватил Италию в 493, убив творца императоров.

Реквием миру Вечного Города играли трубы на Каталунских полях, где одни варвары сражались за идею Pax Romana, другие – против нее.

Ведь и Аэций, и его союзники сражались не за мир императоров и Сената, не за мраморный город храмов и форумов и величие римских дворцов в далеких провинциях. Этого мира не знал даже аристократ Аэций, куда лучше понимавший гуннов и германцев, чем римлян. Они дрались за свой мир, каким хотели его видеть, назывался ли он римским, готским или гуннским.