Шрифт:
В фильме "Из жизни отдыхающих" у него сравнительно небольшая роль, но сыгранная с блеском. Его Чикин - "технарь", изрядный любитель кроссвордов. Их он разгадывает даже в столовой. Сыплет вычитанными афоризмами, и приладил себе на лицо маску современного циника. Возможно, она приросла. Цинизм стал его сущностью? Вряд ли. Что в Чикине особо дурного? Ну, отдыхает мужик, хочет, подобно Аркадию Павловичу, расслабиться. Никому зла не делает и не желает. Любит напевать песенки Вертинского, приходит в восторг от цыганских плясок. Таких, как Чикин, тысячи и тысячи.
Узнаваемы и женские типы. Пышнотелая Оксана - актриса Лидия Федосеева-Шукшина. С прической, модной в провинции чуть ли не с 40-х годов. С бесчисленными хворями, но, в общем, выдуманными. Очевидно, у себя дома боевая баба. Не прочь выпить за компанию, пофлиртовать. Она и в бильярд играть умеет. У Оксаны взрослый сын, о котором она частенько с любовью вспоминает.
Неисправимая сплетница Марго - актриса Мария Виноградова. О таких дамах говорят: черту славная находка, престарелая красотка. Она жеманно заявляет, что ей хотелось помыться после просмотра зарубежного фильма, из-за его, дескать, полной безнравственности. Сама же готова лечь в постель едва ли не с любым мужиком, в чем и преуспевает. А так Марго одинока. И живет, вероятно, одной лишь работой да житейскими пересудами и сплетнями. Вырвалась на курорт - достала путевку, хотя и не в сезон. И алчет, пусть на иллюзорные мгновения, вернуть себе молодость.
Конечно, можно рассматривать всех этих персонажей, мужчин и женщин, как пародийные типы. Но точнее их понимать как просто провинциальные типы, которые дожили и до нашего времени. И нас переживут.
***
Наше кино, особенно в брежневские ханжеские времена, зачастую лишь фыркало по поводу простых человеческих радостей и слабостей. А то их вовсе игнорировало. Секса у нас, как известно, не существовало. Если любовь, так только светлая и большая, а разные там флирты не для советских тружеников.
Губенко же с пониманием относится к человеческим слабостям и радостям. Но и без восторга. Чему уж тут восторгаться! В тех курортных романчиках, которыми пробавляются его персонажи, почти нет поэзии, чувства. Пусть легкого, мимолетного, но чувства, которое рождает не одно плотское, а и душевное влечение. В душевном же, пожалуй, и не нуждаются наши отдыхающие. Собрались раз-другой, выпили крепко, поболтали ни о чем - удручающе низкий интеллектуальный уровень их общения. Потанцевали - разгорелись, затем - в койку. Все плоско, банально, бегство от обыденности оборачиваются ею же.
В картине едко высмеивается подобный тип взаимоотношений. В критике говорили даже о сатирической тональности фильма. Вряд ли это обоснованно. Сатира, а отчасти и пародия, - более беспощадны и резки в своих разоблачениях. Губенко не то, что сочувствует своим персонажам, но и не преувеличивает меру их отрицательности. Они - люди, как многие. Да и потом курортная обстановка вовсе не способствует особо интеллектуальным беседам. Увы, конечно. Такова жизнь, современным людям свойственно иссушение эмоциональной сферы, ее упрощение и огрубление.
Стоит подчеркнуть, что самая констатация этого факта делала фильм, по сути, противостоящим официальным идеологическим стереотипам, согласно которым советские люди являлись в основной своей массе замечательно высоко моральными и наделенными изначально неисчерпаемым богатством светлых чувств. Закономерно, что картина, еще в процессе съемок, вызывала озабоченность большого начальства, обычно благоволившего к режиссеру, а по выходу на экран придерживалась в прокате.
Как никак, этот неугомонный Губенко показывал нашего "среднего" человека не вполне нашим. В его персонажах, как и раньше в братьях Бартеньевых, не хотелось узнавать советского человека. Но с братьями было понятно. Писатель - достаточно приемлемый гражданин, архитектор - заевшийся интеллигент, а с преступника Сергея и взять ничего: к сожалению, есть у нас и такие отщепенцы. А вот в ленте "Их жизни отдыхающих" выведены вроде бы простые труженики, а ведут они себя и говорят не совсем "по-нашему"
Бдительная редактура Госкино СССР навязывает Николаю различные поправки и уточнения. Он отбивался, как мог. На некоторые пришлось пойти или, по крайней мере, их как бы обойти. Процитирую отчет Губенко о выполненных, по строго обязательным рекомендациям Госкино, авторских исправлениях: Добавлены "социально" направленные суждения о бедных итальянцах, виденных во ремя туристской поездки:
– Приехали мы в какой-то квартал. Отступили нас ребятишки. Голодные, грязные!
– Я тоже видел.
– Один такой маленький, худенький, Прямо сердце разрывается. Ручонку тянет: "Сеньора! Сеньора!" А у меня, как на грех, ничего с собой.
– Ай - яй - яй!
.- Ну, была банка икры. Отдала я ему.
.
– Ну, что ему одна банка! (...)
В сцене "Зарядка" реплика Оксаны: "Вчера была на экскурсии в Ялте, у Чехова", - заменена репликой: "Вчера была на экскурсии в Ялте, в Гурзуфе" (...)
В сцене "День рождения Лисюткина" изъята реплика Аркадия Павловича (арт. Г. Бурков): "Ешь ананасы и рябчиков жуй".