Шрифт:
В последнее время я как-то и не замечал ее. Даже в разговорах с Харьковским она уже не пестрила.
Когда-то, еще в пору буйного цветения своей махровой глупости, я просил ее принести Данте, который ни в одной библиотеке мне еще не попадался. И никак не мог ни купить его, ни украсть. Настоящее свинство со стороны литиздата!
Целый год она забывала. И вот, когда уже забыл я, она вдруг вспомнила.
– Соболевский, я принесла тебе Данте.
– Спасибо, Лариса Васильевна, – ответил я сдержанно, изо всех сил пряча свою радость.
Она отдала книгу с видом благодетельницы. И тут же оставила меня в покое. Но разыскала Харьковского и принялась донимать его, чтобы тот устроил нам встречу. Редкостный такой идиотизм. Вообще-то, я знал, что она пришибленная. Это меня не удивило. Удивился я себе.
Как только Харьковский сообщил мне, что этого Данте она мне подарит за ночь любви, так я сразу и совершенно искренне ответил:
– Славик, за эту книгу я могу переспать хоть с чертом!
И тут же подумал: «Зачем переспать, если книга уже у меня?»
107. Данте и моя Беатриче
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу…
17 февраля. Суббота.
Самое время почитать про ад. Ближе познакомиться с местечком, которое тебя ожидает…
Но Харьковский почему-то не воспринимает Данте. Я выучил наизусть три песни. Читаю ему, читаю, глядь – уже спит, подлец! Или если не спит, то по глазам видно, что где-то уже далеко, у какой-то бабы.
Что ж, последую и я к ним. В конце концов, без них бы не было и Данте.
Вчера пришло письмо из Мирного.
Странно получается, я и моя подруга получили одинаковые письма. У вас там в Таганроге что, организован кружок любителей письма? Скажу прямо, я сейчас пишу только потому, что хочу знать, кто сочиняет все это? Ты? Сопилкин? Или вся группа? Если ты переписываешь чужие письма, то, пожалуйста, не пиши мне больше.
А вообще-то, ты вовремя прислал свою фотографию. Я посмотрела на тебя и пришла к выводу, что все-таки ты пишешь сам. И если это действительно так, то продолжим нашу дружескую переписку. Кроме тебя, мне пишут еще 17 мальчиков, и все они хорошо эрудированны.
Теперь о твоей фотографии. Если тебя интересует, какое впечатление она произвела на меня, то могу тебя огорчить. На внешность ты не из красавцев. Но мне нравишься. Свою фотографию я выслать не могу, у меня попросту нет подходящей фотографии. Да и вообще, я сначала должна убедиться, что моя фотография не станет достоянием всей группы.
Что касается нашей с тобой встречи летом, то я, Алексей, не разделяю твоей уверенности. Я сама не знаю, где я буду летом. Если мне из Москвы придет положительный ответ, то до августа я буду дома. Если отрицательный, то меня дома не будет вообще. Это означает, что в мае я поеду работать в Москву.
Ну вот, пожалуй, и все.
Да, Алексей, не называй меня, пожалуйста, Наденькой и тем более родной. Извини, но мы с тобой еще не так близки.
До свидания, Надежда.Не скажу, что письмецо это привело меня в восторг. Скажу, что совсем не хочется на него отвечать. И не потому, что получил мало удовольствия от прямоты ее и здравомыслия. Просто мне показалось… Нет, просто, как охотник, который на нюх улавливает невидимый дымок далекого костра, я учуял в этом письме присутствие самовлюбленной дуры.
Это печально. И это не вдохновляет.
108. А вот и вдохновение
18 февраля. Воскресенье.
С утра ко мне прикатил Сопила. Морда у него была такая счастливая, будто урвал он сорок сеансов одновременно.
– Леха, я письмо получил!
– Поздравляю. А чему радуешься? Она уже едет?
– Ага!.. На вот, читай!
И я прочел:
Читать, конечно, ты будешь не один, поэтому обращаюсь ко всем.
Что, позабавились? Делать не фиг, так решили судьбу дрочить? Но у нас тут своих мудаков хватает.
А у тебя, Сопилкин, у дурогона, что, мозги не работают, чтобы самому написать? Решили поупражняться хором? Небось набрали словарей, обложились книжками – и давай загибать! Вы бы лучше почитали басню про мартышку и очки.
Ну ладно, козлы, и на том спасибо, повеселили. Не расстраивайтесь. Если надумаете еще играть в писульки, советую раздобыть адрес где-нибудь на Чукотке. Может, там вам повезет.
Пока, козлы! Не скучайте, жуйте травку.Целый час, обливаясь слезами, мы катались по полу в припадке дикого смеха. Потом наши силы иссякли, и Сопила предложил писать ответ.
– Надо ей такое навалять, шоб у нее матка выпала!
Я наотрез отказался. Сопилкин обиделся.
– Нас козлами обозвали, Леха!
– Не нас, а тебя.
– На, посмотри: «Пока, козлы!» Во множественном числе.
Я взял конверт и прочитал:
– Сопилкину Вадиму!
– Леха, кончай выделываться! Давай серьезно чего-нибудь нацарапаем. Ты же первое письмо писал…
– Я писал Наденьке, а не этой клевой.
Сопила обиделся.
– Ну и черт с тобой! Поеду к Хорьку. Мы с ним такую цидулу накатаем, шо она волоса на жопе будет рвать. А тебе и почитать не дадим!
Когда Сопила уехал, мне вдруг захотелось написать письмо. Но не его юмористке, а Наденьке. И я тут же это сделал.
Вот тебе мое последнее письмо. А ты пришли на него последний ответ вместе с первой фотографией. Хотелось бы знать, с кем имел дело.
Ну а теперь сообщаю все, как было и как есть.
Скука, Наденька, это вечные неудовлетворенные желания. Притом очень неясные. Вот они и дернули меня писать тебе. Я почему-то подумал: если на одну неясность положить другую неясность, то получится ясность. Ясность получилась, но радости, к сожалению, от нее никакой.
Так что, можно сказать, не получилось ничего.
Что ж, отчаиваться не будем. Во всяком случае, ты от этого не пострадала. Разве что ухлопала драгоценное время. Сидишь там, бедненькая, строчишь целыми днями на семнадцать мальчиков. Хорошо, если б дураки были, а то еще и эрудиты!.. Я даже не представляю, как ты управляешься.
Но скажу честно, мне не хочется быть восемнадцатым. Вторым или третьим там – куда ни шло. По этому поводу я подкину тебе на вооружение один маленький совет, который будет очень полезен в борьбе с нашим братом.
Если кто-то из твоих семнадцати окажется занудой или просто тебе надоест, то не ломай голову, как его отшить. Черкни ему так ненароком: «Семнадцатый ты мой, ненаглядный!..» И он вмиг оставит тебя в покое. Даю гарантию. Если, конечно, не окажется дураком и не приедет в гости с ножом.
И еще скажу тебе, Наденька. Все эти шутки с групповым письмом – только до определенного момента. Того самого, когда тебе будет не до шуток, когда тебе захочется говорить серьезно. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.
Так что лично я в групповом письме ничего дурного не вижу.
Ну, вот и все. Я спровоцировал тебя на пару писем. Прочел их и получил удовольствие. И за это тебе спасибо. Все мы по-своему стремимся к одному и тому же – к удовольствию.
Пока, родная! Не буду больше докучать.
Надумаешь, пиши.
Бродячий волк Соболевский.