– Фасеточное.

– Да, точно. Фасеточное.

Я выхожу на крыльцо и вдруг вижу… возле стены дома Марии и Веры… четыре выкопанные ямы! Небольшие, наполненные цементом, и из него торчат вверх штырьки арматур. Круглые ямы, и расстояние между левыми и правыми совпадает по длине со стеною. На земле образуют прямоугольник, две задние – возле самой стены.

Стена прямо напротив моего крыльца, я очень хорошо вижу ямы и… я смотрю во все глаза, не верю: откуда это взялось? Утром их не было, это точно! Как они могли появиться так быстро?!.. И для чего? Мария и Вера собираются делать… пристройку? Быть может, веранду?

Цемент в ямах еще жидкий, не застыл… Да, конечно!

Штырьки арматур, торча из серой «кашки», посверкивают на солнце.

Впервые я увидел сестер лет в шесть. В самый первый раз когда и приехал на эту дачу. И сколько себя помню, у них ничего никогда не меняется. У них куртки, узкие и брюки с прямыми острыми стрелками – все тоже будто надето в тон ходьбе. Либо Мария и Вера где-то в доме. Что они там делают – едят? Спят? Когда они окликают друг друга резко, отрывочно… иногда я слышу слово «соль» или «тарелка» или «гравий» или…

«Закат».

Но остальные фразы – не то, что я не могу… не то, что не могу… они будто на привычном языке, но я все равно не… но может, я действительно просто не могу расслышать. Впрочем, это повторяется уже много лет.

Я знаю, они, наверное, едят, когда находятся в доме, но я никогда не видел этого.

Иногда в руке Марии покачивается алюминиевый бидон, но сестры могут и «поменяться в этом местами». А вот рука всегда одна и та же – правая. Один раз я услышал, что Вера, окликнув Марию, сказала: «две трети». И я почему-то понял, даже как-то почувствовал, что бидон заполнен на две трети, всегда; либо пуст. Но я никогда не видел, чтобы какая-то из сестер выливала воду из бидона или как-то ее использовала. Просто продолжает ходить, ходить, а бидон покачивается в ее правой руке, ходить, а бидон покачивается, качается…

Раньше мы с Димычем пытались высмотреть, что происходит у них в доме.

Мы сидим на границе их участка, по обе стороны от облепихового дерева, самого углового. Он справа, а я слева.

– Ты что-нибудь видишь в окне?

– Нет, – отвечаю.

– Я тоже не вижу.

Наверное, мы хотели увидеть, как сестры обедают.

Площадка перед домом в этот момент пуста. И это была среда – поливальный шланг под лавровишней, журчащая оранжевая струя горит отсюда на расстоянии, ободком лавы.

Мы сидим, сидим, наблюдаем, сидим…

В ободке лавы-воды горячие «жгутики», сейчас они желтые, быстрые, быстрые – они чуть видны отсюда на расстоянии… а фонарики физалиса – слева, тоже горящие, оранжевые. Они как несколько застывших бусинок. А вода журчит-бежит.

– Давай, я посмотрю в другое окно, – громким шепотом говорит вдруг Димыч.

– Чего? В какое?

– На втором этаже.

– Ты что совсем уже… Как?! – шепотом спрашиваю я; опешив.

– Надо залезть на тот ящик с доломитом, – он кивает подбородком налево. – А куда еще? – он ухмыляется. – Не на облепиху ж я полезу!

– Я не об этом… не надо этого делать! – я почти вскрикиваю в полный голос.

– А чего ты перепугался? Или, может, хочешь местами поменяться?

– Дим, не делай этого!

Местами, поменяться местами – схватывает мозг. Мария и Вера.

– Ага, тебе мамочка сказала, что доломит – отрава, и к нему нельзя прикасаться? – ехидно поддевает он.

Димыч, на самом деле, не особенно боится и сестер, я знаю; даже подхихикивал над ними. Или все же…

Этот ящик с доломитом. Он огромен и высок. Димыч лезет на него, вытягивается в струнку… нет, окно второго этажа все равно выше, ему ничего не удается разглядеть. И тогда он не смотря на мои знаки протеста подкладывает под ноги несколько толстых деревянных досок, лежавших поблизости.

Если Мария окликает Веру, когда та находится между третьей и четвертой грядкой, та сразу поворачивается и идет к физалису. Они могут поменяться местами: Вера окликает Марию, когда та находится между третьей и четвертой грядкой. Но в этом случае Мария тотчас же отправляется в дом. Если Мария окликает Веру, когда та находится между четвертой и пятой грядкой – та идет к лавровишне…

Я чувствую, чувствую! Сейчас Димыч опять вытянется в струнку… может подложит еще одну доску и тогда…

Я чувствую, чувствую – сейчас он увидит Веру или Марию на втором этаже. То, что не положено, нельзя увидеть! Меня колотит, колотит! Он увидит их там потому что их нет на первом этаже и между грядок Где же еще им быть – только наверху только на…

– Боже мой! – восклицаю вдруг я от удивления.

– Ну что такое? – Димыч бросает на меня взгляд.

Я тыкаю указательным пальцем вперед, на участок перед домом.

А там: оранжевая струя шланга – ободок лавы – только что исчезла на секунду и снова появилась – это Мария прошла мимо нее. И Вера тоже уже там, рядом. Они ходят между грядками.