– Да что уж теперь говорить. Муж, не чужой. Вот и мается Аринка. Мучается и терпит.

– Эх, Ра-ассея! – Из груди Валентины вырвался надрывный стон.

В палисаднике у домика пышно расцветала сирень. Нежный дух летел по воздуху. Проходя мимо кустов, Варя пригнула ветку и ткнулась лицом в душистые соцветья, втянула в себя благоуханье.

– Сейчас окно в доме распахну, в комнату аромат впущу, чтобы сладко спалось, – сказала.

– Хорошо у тебя, привольно… – Валя остановилась у крыльца, тоже полной грудью вдохнула.

Валентина пошла с дороги умываться, а Варя, ополоснув руки, кинулась накрывать стол. Заглянула в печку. Хорошо протопленная с утра, она еще хранила тепло. И щи в печи не остыли.

Варвара приноровилась готовить еду на углях, на живом огне. Вредничала, избаловалась: и блины на электрике ей были не те, и каша казалась невкусной, а уж про щи или солянку и говорить не приходилось.

Крепкое, ладное тело Вари бесшумно двигалось по комнате и казалось невесомым. Она наклонялась, поворачивалась, неслышно ступала по хлипким половицам, которые от девичьих шагов тихонечко пели. Изогнувшись, потянулась в печку отворить заслонку и зацепила ухватом с длинной ручкой закопчённый чугунок. Ловко вытянула его наружу, не боясь обжечься.

Руки Варвары легко, проворно порхали над столом, доставали с полки салфетки, красивые тарелки, приборы, выгружали на лоток холодец, резали хлеб, вскрывали банку с соленьями, красиво раскладывали в миски квашеные огурцы, помидоры, грибочки; украшали.

Казалось, над поляной летают бабочки.

Нарядив стол, Варя достала стопочки.

– А вот это не надо, – остановила подругу Валентина.

– Наливочка, вишневая… Из сада вишня, сама затеяла, – виновато сказала Варя.

– В постный день пить не положено.

Гостья повернулась к иконе. Осенив себя крестом, прошептала молитву и только потом, как положено, села к столу.

– У тебя пост? – охнула Варя.

– Пост не у меня, – строго произнесла Валя, поджав губы. – У православных.

Валины руки-бабочки упали вдоль тела.

– Столько всего на столе. Напрасны излишества, совсем ни к чему, – Валентина укоризненно смотрела на хозяйку. – И время на дворе позднее. А это что? – подняла крышку на кастрюльке. – Я только огурчик возьму. И помидорку, – положила овощи в тарелку. – Достаточно.

– Что же, и щи есть не будешь? – расстроилась Варя.

– С мясом?

– На курином бульоне.

– Не положено, – ответила подруга.

А Варя так старалась!

– Нельзя тело ублажать, – Валя недовольно кивнула на миску с холодцом. – О душе радеть нужно.

– Хоть каши-то зачерпну? Ещё тёплая, – несмело предложила Варя.

Валентина согласилась и подставила тарелку под рассыпчатую пшеницу.

Варя налила себе наваристых щей, сдобрила сметаной, которая потекла, растворяясь в золотистом бульоне. Приподняв со дна янтарного цвета картошку, изумрудно-зелёную капусту, морковку, коренья, помешала ложкой щи в блюде. Кинула сверху в бульон укропчик. С тоской посмотрела на сиротливый огурчик в тарелке подруги. Есть ей расхотелось.

– А что за мужчина с тобой был? – спросила Валентина. – Печальный…

– Это Семён. Прорабом в поселке работает, дома строит, бани.

– Представительный, крепкий.

– Ходит он за мной, Валечка, по пятам, не даёт проходу. Замуж зовёт.

– А ты?

– А я все раздумываю. Разум говорит – пора замуж. Засиделась я в девках-то, занежилась.

– А что же тебя останавливает?

– Ты видела мужиков наших? Один другого краше…

– И в нашем поселке много алкоголиков да тунеядцев, – согласилась подруга и кивнула.

– Вот, а я про что говорю! Работящий мужик Семён – в поселке на вес золота. Лучше него по всей округе не сыщешь.

– Так выходи замуж, что думаешь?

– Ой, Валечка! – Варя отложила ложку. – Как же без любви замуж?

В горьком вздохе Вари было столько отчаяния, что Валентина перестала хрустеть огурцом. Тревожно вгляделась в голубые, отчаянно глубокие, распахнутые ей навстречу глаза подруги и, не выдержав жгучей боли, отвела взгляд в сторону.

– Я же, Валечка, и деток родить мечтаю… – немного стесняясь, призналась Варя, и яркий румянец пролился на щеки. – Только думаю, а вдруг кого ещё в жизни встречу? В какие края потом от любви побегу – с детками?

Подруги замолчали. В комнате стало тихо. Стучали часики на стене, и в углу тоненько жужжала муха. В окно было слышно, как на краю деревни лениво ворчали собаки…

– Лежу я иногда, Валечка, ночью без сна, в потолок гляжу. Или на крыльцо выйду, под звезды… До утра сижу на воздухе, аж продрогну. Думаю, что есть же где-то на свете мой родной человек, мне предназначенный. Без меня живёт на земле, без любви мается…

Она замолчала, устремив глаза, окутанные светлой печалью, в черный квадрат окна.