Шрифт:
«Лондон,
10 мая 1820 г.
Миледи!
Письмо ваше я получил.
Получил – и ужаснулся тому, что прочел в нем.
НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО. Молю вас во имя моей любви к вам, во имя вашей любви ко мне: не делайте этого.
При расставании вы обратились ко мне с просьбой, в которой я вам отказал, – и, несмотря на все мои увещевания, на все старания объяснить причину отказа, хоть и заверили, будто вам все понятно, сдается мне, не поняли и до сих пор не понимаете ничего.
По вашим словам, мне предстоит жить вечно, тогда как сами вы, живая, обречены на смерть. Однако я вовсе не живу вечной жизнью. Ныне я не живу вообще (как и сообщил вам в тот день, на что вы, зажмурившись, лишь покачали головой), а смерть ведь меняет многое. Меняет всех и вся. А Не-бытие в сем отношении страшней самой Смерти, ибо в Смерти память остается прежней, не запятнанной дальнейшими переменами.
Вы полагаете, будто ничуть не изменитесь, но перемен вам не избежать. Я, повидавший сотни прошедших сквозь врата крови в тот мир, где сам обретаюсь ныне, помню разве что четверых или пятерых, не превратившихся в подобия Гриппена, не уподобившихся Лотте с Франческой, на коих вы взирали с таким страхом и любопытством, вместе со мною слушая полночные колокола, – не ставших, по сути, демонами, живущими единственно ради человекоубийства. Видел я и ученых, забросивших книги, и художников, отвернувшихся от мольбертов; видел и матерей, стремившихся к преображению лишь затем, чтоб обеспечить лучшую жизнь детям, и в скуке отвернувшихся от родных детей, едва миновав врата, в которые вы столь настойчиво стучались в ночь нашей разлуки.
Я люблю вас, леди, именно такой, какова вы есть. Увидеть, как вы, утратив собственное «я», ту леди, что я люблю, забудете и о музыке, и о любви к наукам, и о радости, что приносят вам кошки, и станете такой же, как я… нет, это неизмеримо горше, тяжелее, чем пережить вашу смерть, ибо в последнем случае вы, пусть одряхлев с годами, останетесь самой собой.
Пишу я все это, прочитав о вашем знакомстве с вампирами Санкт-Петербурга – о том, как вам удалось отыскать их, отталкиваясь от моих рассказов о лондонских и парижских вампирах… и сердце мое переполняет страх и тоска.
Я ведь знаю вас, леди. Знаю и, памятуя о вашем мужестве, решительном характере и любви, весьма, весьма опасаюсь, что, написав мне, вы не станете дожидаться ответа.
Поймите, Ирен: мир не нуждается в новом вампире. Миру (и мне) нужны вы. Живая.
Посему, если вы еще не обратились к вампирам севера с просьбой о преображении, прошу вас, не делайте этого.
Ну а если уже обратились… пишу сие со скверным, крайне скверным предчувствием, что прежней вас не увижу более никогда.
Исидро».Глава седьмая
Пользуясь отъездом императорской фамилии, разумеется не обретавшейся в Зимнем дворце круглый год, благотворительный бал Теософического общества устроили в одном из просторнейших залов Зимнего, в сногсшибательной, убранной алыми занавесями казарме с золотыми колоннами, с виду вполне способной проглотить целиком Вестминстерское аббатство. Даже Исидро, неизменно державшийся так, будто его нимало не обеспокоит ничто, вплоть до гибели земного шара, приостановился в дверях и негромко, по обыкновению монотонно прошелестел:
– Диос… [23]
Эшер не без труда сдержал улыбку.
– Путешествия расширяют кругозор, – заметил он.
Сверкнув бледно-желтыми глазами, вампир искоса взглянул на него, вновь поднял взгляд, оглядел окаймленные золотом потолки и многолюдную толпу, водоворотом бурлящую вокруг столов с закусками у дальней стены.
– Как и долголетие, – парировал он. – Сколько б ни тешился я иллюзиями, будто на сей-то раз видел предел деньгам, пущенным по ветру власть имущими в угоду собственному тщеславию, жизнь вновь и вновь преподает мне урок смирения. Поневоле уверуешь в существование Бога…
23
Здесь: «Боже» (исп.).
Словно хрупкий, безукоризненно изящный черно-белый фантом, Исидро вошел в грандиозный зал первым.
– По крайней мере, сегодня меня не заставят подтверждать правоту какой-нибудь экзальтированной дамочки, якобы видевшей фей в глухом уголке собственного сада, – пробормотал Эшер, следуя за вампиром. – Что все эти «знатоки», кажется, почитают профессиональным долгом любого профессора-фольклориста. Особенно та идиотка, кузина Лидии, убежденная, будто я большой специалист по духам, шумящим среди ночи, и вечно затаскивающая меня на «сеансы». Даже не думал, что в каком-либо из крупных европейских городов отыщется столько Истинно Верующих…
– Как я уже говорил, вам просто не хватает веков этак трех опыта в сих материях.
– И обзаводиться им я совершенно не желаю, – твердо ответил Эшер.
В ответ вампир, к немалому его удивлению, мимолетно, неожиданно по-человечески улыбнулся:
– Отчего же? Свои преимущества у него имеются.
На полпути сквозь толпу, через акры сверкающего паркета, отделявшего двери от буфетных столов, Эшер замедлил шаг.
– Так они существуют в действительности?
Исидро обернулся к нему. Повсюду вокруг дамы в атласных платьях с вырезом, согласно санкт-петербургской моде, едва ли не до сосков и нездорового, испитого вида джентльмены в вечерних костюмах либо в экстравагантных шелковых «народных нарядах» во весь голос, мешая французский с русским, болтали кто об аппортах [24] , кто о привидениях, кто о материализации эктоплазмы [25] , кто об акциях железных дорог…
24
Аппорт – телепортация, паранормальное перемещение объекта из одной точки в другую либо возникновение «из ниоткуда».
25
Эктоплазма – загадочная субстанция, выделяемая организмом медиума, основа для последующей материализации чего-либо (например, призрака).
– Кто именно?
– Феи из глухих уголков сада. Я изучал рассказы о встречах с ними, начиная с античности и заканчивая современностью, но ни секунды не верил, что их действительно хоть кто-нибудь видел… точно так же, как и исследуя предания о вампирах.
– Разница, – ответил Исидро, – в том, что вампиры – существа вовсе не сверхъестественные. Мы просто довольно редко встречаемся и в большинстве своем достаточно умны, чтоб не показываться на глаза куда более многочисленным жертвам. Что же касается фей из глухих уголков сада, на их счет у меня, подобно всем собравшимся в этом зале, имеется лишь мнение, не более. Суть его такова: отрицать, что некоторые особы действительно видели духов стихий и даже имели беседы с призраками, я не могу, но глубоко сомневаюсь, что все претендующие на подобный жизненный опыт действительно пережили нечто серьезнее… обмана чувств.
Оценив формулировку по достоинству, Эшер заулыбался:
– А вам самому доводилось когда-либо видеть фей?
– Полагаете, они охотно покажутся на глаза вампиру?
С этим Исидро отвернулся.
«Туше», – мысленно признал Эшер и, сунув руку в карман чрезвычайно американского пиджака-смокинга, нащупал письмо от Лидии, полученное под вечер, по возвращении от леди Ирен. Затем он расправил плечи и напомнил себе, что все до единого в зале – жалкие суеверные бездельники и даже не протестанты, а сам он, милостью Божией, американец и, значит, запросто справится хоть со всей этой толпой хлюпиков-russki.
Твердым шагом проследовав к встречающим гостей, он был представлен хозяйкам бала, сестрам-двойняшкам, дочерям князя Черногорского, выданным замуж за кузенов царя, – темноглазым, статным красавицам примерно его лет, одетым с той самой изысканностью, которую англичанки приберегают лишь для приемов при королевском дворе. Едва Эшер приблизился к ним, рядом, откуда ни возьмись, будто улыбчивый джинн в зеленом мундире, возник князь Разумовский, вовремя вставивший пару хвалебных слов о широте взглядов мистера Пламмера, а заодно о принадлежащих ему солидных пакетах акций судоходных компаний и мясохладобоен. То и другое обеспечило Эшеру постоянный приток собеседников на весь вечер: аристократов и аристократок, утомленных «косностью догм» православной церкви и истово стремящихся «исследовать сферы, объявленные так называемой современной наукой несуществующими»; бледных, но энергичных отпрысков обширного сословия наследных профессиональных бюрократов, сотни лет правящих Российской империей, до краев переполненных любовью к «настоящей Руси, Руси подлинной, деревенской, разбирающейся в собственной душе лучше кого бы то ни было»; и, разумеется, шарлатанов – и местных, и заграничных, и вовсе лишенных каких-либо национальных черт, хватавших Эшера кто за плечо, кто под локоть, словно вознамерившись силой уволочь его к Вратам Просвещения, искательно заглядывавших ему в глаза со словами «Я вижу в вас взыскующего Истины…»