«Бац!» — и каменный осколок резко впечатался в затылок невысокого негра племени дир. Осколок оказался небольшим, потому как изрядно уменьшился в процессе полёта. Негр закачался, глаза его закатились под лоб, и он рухнул наземь. Голова треснулась о булыжник, выбив на краткое мгновение душу аборигена. Однако этого мига вполне хватило, чтобы тело лежащего без сознания сомалийца стало новым пристанищем для Мамбы, бывшего когда-то Иваном Климовым.

Иван Климов, он же Мамба, он же Иоанн Тёмный, он же попаданец из двадцать первого века открыл глаза и, если бы сумел, то отпрянул, но упирался затылком в землю. Радостные белозубые улыбки на некоторых иссиня-чёрных рожах с лёгкостью можно было принять за оскал кровожадных каннибалов. Мамба повернул голову и среди длинных хламид разглядел выжженную солнцем саванну. Вокруг снова была жопа, обычная африканская задница, во всём своём гнетущем великолепии. Вдалеке виднелись шатры кочевников, притулившиеся к высоким, напоминающим сухую акацию деревьям, чьи остовы резко выделялись на фоне бесконечно голубого неба.

А вот почва была неестественного красного цвета. Редкие кучки кустарников и другая чахлая растительность рваным ковром устилали равнину до горизонта и мало отличались от колера земли, то приближаясь по цвету к вину, то вспыхивая рябиновым огнем.

— Что за хрень опять со мной случилась? — произнес вслух Мамба и тут же застонал от раскалывающей голову боли. — Ммм...

Со стороны это выглядело, словно прибитый камнем негр, лежащий в окружении своих соплеменников, очнулся и поднял голову. Откуда прилетел камень, был ли это камень или банальная пуля на излёте — неизвестно. Никто не задавал себе таких вопросов.

— Где я, кто я, что это за страна, кто меня убил?

Ближайшая тётка, замотанная по подбородок в цветастые тряпки, тут же запричитала, заливаясь слезами радости:

— Ай, ай, ай, Башир! Ай, как хорошо, что ты очнулся! Вай, как же хорошо. А я уже думала, что мы последнего мужчину в роду потеряли!

Говорила тётка на смутно знакомом Ивану Климову, то есть уже Мамбе, а вернее Баширу, диалекте. «Мамба возвращается», — мелькнуло у меня в мозгу, и я очнулся от векового сна.

— Я вернулся. Кажется, я вернулся

— Да, да, — интенсивно закивала «родственница», — мой любимый брат, ты вернулся.

«Ну, слава Аллаху, что не жена. Ммм… Почему Аллаху?»

В тот же миг мозг словно очнулся, и туда или оттуда хлынули обрывочные воспоминания чужой жизни: что, почему, когда, зачем!

Многое стало ясно и понятно. Очевидно, что я снова находился в Африке, вернее где-то в районе Эфиопии. Наречие, на котором изъяснялась «сестра» оказалось наречием кушитских племён, то есть это либо Эфиопия, либо Эритрея. Гм, а если Судан, то тоже неплохо. Были варианты, похожие на Джибути или даже Сомали с востоком Кении. В общем, надо разбираться, куда я попал в очередной раз.

Что ж, это весьма радует, а лучше сказать: несказанно радует! Вот только, в какое время и в какую эпоху?

— Ай, как у меня голова болит, — застонал я. Слова легко соскакивали с моих губ, не заставляя задумываться и искать синонимы на других языках, которые я знал. — Где я? Кто я? Как меня убило?

— Нет, нет! Тебя не убили, моя радость!

— У меня голова вся в крови.

Чувствуя влагу на виске, я провёл рукой по лицу, с удовлетворением отметив, что рука хоть и смуглая, но не угольно-чёрная. Кровь на ладони... Красное на чёрном… Уж лучше было бы красное и белое, или белые против красных. В общем, неважно, но надо что-то делать, а то так можно обратно улететь на очередную реинкарнацию.

Люди потеряли интерес к событию и потихоньку расходились. Женщина засуетилась, ища предмет, которым меня ударило. Я тоже пошарил рядом с собой, водя ладонью по земле и перебирая пальцами песчинки и слипшиеся комочки грязи. Пальцы внезапно наткнулись на что-то твёрдое, и я поднёс находку к глазам.

Это оказалась пуля, судя по виду, обычная автоматная пуля. Впрочем, не факт: пуля была крупнокалиберная и могла быть выпущена как из винтовки, так и из пулемёта. Очевидно, пуля уже на излёте тюкнула меня в висок, что и привело к потере сознания незнакомого мне негра и вторжению меня любимого в его тело. Радовало, что я не попал в средние века или ещё дальше, да и вообще, радовало всё, особенно новая жизнь.

Так, теперь надо увидеть себя и желательно узнать: который сейчас год, и где я нахожусь? То, что в Африке, это понятно. Но где конкретно?

— А что, сейчас война идёт, сестра?

— А у нас сейчас постоянно война идёт, то с Эфиопии прибегут, то наши бандитствуют. Но тебе тяжело говорить, давай, пойдём уже.

Сестра кликнула помощь, и несколько человек, подхватив меня, потащили в сторону и, дотянув до шатра, оставили на её попечение.

Голова болела, но не сильно, скорее, от лавины информации, нежели от удара по ней. Требовалось ещё многое узнать, и я решил симулировать потерю памяти, да и по-другому всё равно ничего не узнаешь. Шатёр, в котором я оказался, выглядел откровенно убого. Собранный из лёгких планок с натянутыми на них верблюжьими шкурами, он был стар, как этот мир, и так же ветх и неказист.