— Вы переходите все границы, — процедил Ригорин, — немедленно покиньте место преступления!

— Следствию не нужна помощь? — вскинул чёрную бровь Дьявол Дайм.

— Ваша — точно нет! Если, конечно, вы не назовете мне имена и адреса фанатиков секты.

— Не назову. К сожалению, они мне неизвестны.

— Тогда сделайте милость — гуляйте на природе подальше от меня!

— Поскольку мы вместе ищем одно и то же существо, то вынужденно столкнёмся ещё не единожды. До скорой встречи, господин Оэн.

Ригорин постарался уверить себя, что издёвка в голосе магистра ему послышалась. Жаль, что нельзя вызвать мага на дуэль лишь за недостаточно почтительный тон!

Утро Ани, покинувшей уютное лежбище под крыльцом, началось с тщательного исследования городских улиц. Застроен город был не абы как, а по строгому плану. Вокруг центральной площади с административными зданиями и аналогом аптеки, торгующей дорогими снадобьями, высились богатые дома видных жителей города. Дома не стояли впритык друг к другу — между ними зеленели скверы, аллеи с клумбами и фонтанами, большой городской парк подступал к ограде самого величественного из частных домов, двери которого украшал золочёный герб. Этот особняк почтительно и со страхом именовали «домом магистра». К концу дня Аня научилась отличать дома, принадлежащие магам, от домов, в которых живут простолюдины: у домов магов не было конюшен, их коляски ездили за счёт магии, а над дверьми обязательно красовался родовой герб, сколь бедным ни выглядел бы домишко. В толпе также легко было вычленить магов среди простых людей по высокомерному выражению лица и высоко поднятому аристократическому носу.

От центра города лучами отходили улицы, постепенно сужаясь к периферии, к самым бедным районам. Все улицы и переулки между ними были закреплены за одним видом торгово-промышленной деятельности: были улицы, на которых размещались белошвейки и кружевницы, была улица кузнецов, улица пекарей, улица ткачей и улица ювелиров. В итоге в поиске необходимой вещи не нужно было обегать множество супермаркетов, как в Калининграде: для покупки сапог надо было прийти в определённый городской район и сразу увидеть весь ассортимент обуви, что могут предложить местные мастера.

Аня тщательно изучила все улицы, все переходы и подворотни, в которых можно спрятаться от погони. Полдня провела у стен городской управы, с жалостью смотря на приводимых на расправу воришек (палач лениво отвешивал пять ударов плетью мальчишкам и десять ударов взрослым карманникам) и подслушивая болтовню скучающих охранников, стоящих у входа. И к вечеру услышала ошеломительное известие: Унир и Краск погибли в своём доме, всё их имущество отошло к короне, а король наверняка отдаст бесхозные теперь земли под управление магистра Имрана Дайма.

— Худо жилось людям в поместье Унира Госка, а под властью Дьявола Дайма ещё хуже станет, — мрачно подытожили охранники и заговорили о другом, а Аня отошла в сторону, приходя в себя: она окончательно свободна, её никто не будет искать!!! Никто не узнает о создании магами метаморфа, она может спокойно жить, не боясь попасть в ловушку!

Она сломя голову убегала по полю от погони, а за ней никто и не гнался, маги-экспериментаторы так увлеклись дуэлью, что оба заплатили жизнью за недоверие к напарнику. Если бы Краск и Унир были настоящими друзьями, ей не удалось бы обмануть их и моментально рассорить до стадии смертельного боя. Маги давно подозревали друг друга в намерении предать и обмануть, наверняка каждый из них сам вынашивал планы избавиться от «товарища» и прибрать к рукам результат их общей работы.

«Чтобы семена раздора быстро дали всходы, надо бросить их на подготовленную почву, — вздохнула Аня. — Я же предупреждала этих горе-учёных: похищая мою душу, вы совершаете большую ошибку! Возможно — самую большую ошибку в своей жизни! Напророчила…»

Из философских размышлений о дружбе, доверии и высшей справедливости Аню выдернули громкие восклицания:

— Ты мне всю жизнь своими бреднями разрушила! Я, дура наивная, всё мамочкины советы слушала — и дослушалась! Видеть тебя не хочу, живи, как знаешь, а мне больше не мешай! Свою жизнь испортила, мою под откос пустила, вот и сиди нищей в этом крысином углу, а я уезжаю и прошу мне не писать. Нет у тебя дочери с этого дня!

Визгливые женские вопли сопровождались грохотом дверей, стуком каблуков по ступенькам и скрипом распахиваемых в соседних домах окон: обитатели небольшого переулка желали услышать и увидеть мельчайшие подробности скандала. Бредущая, куда глаза глядят, Аня тоже остановилась. Кричала молодая женщина лет двадцати пяти на вид: стройная, русоволосая, кареглазая, чем-то похожая на саму Аню в молодости. Лицо женщины можно было бы назвать симпатичным, если б его не портили сильно гневная гримаса и озлобленность во взгляде. Дамочка выскочила из маленького двухэтажного домика, зажатого между особнячками побогаче. Сбежала по ступенькам, таща в каждой руке по дорожному баулу и прижимая локтем к боку изящную сумочку на длинном ремешке. Аня не ведала, кто и каким образом «разрушил жизнь» этой девицы, но та не выглядела голодной оборванкой. За дамочкой из дома выбежала пожилая женщина с бледным заплаканным лицом и взмолилась:

— Доченька, одумайся! На что ты себя обрекаешь?!

— На жизнь в столице обрекаю: на достойную, обеспеченную, интересную жизнь! — фыркнула девица, ставя баулы на булыжник мостовой.

— С нелюбимым стариком? — плача, покачала головой пожилая мать, и дочь взвилась, как ошпаренная:

— Слышать не хочу ни о какой любви! Тошнит от твоей вечной песни «с милым рай в любой хибаре». Всё, хватит с меня и милых, и хибар! Раскрой глаза, мама: в деньгах счастье, в большом доме, слугах и достатке, всё прочее — старческие нелепые байки!