– Ну и где ты был? – спросила Белоусова.

– Палатки забирал, – невозмутимо ответил Пётр.

Козинцев махнул на работников.

– Вот видите, один Мельниченко тут работает. А вы, бездельники, полдня штаны просиживали.

Пётр ускользнул обратно на улицу.

– Останови его, – крикнула Белоусова и дёрнула Лизу за рукав.

Но на старуху уже не обращали внимания – Коновальцев спрятался, наконец, в своей коморке, Прибрежный убежал вымучивать статью, а Штепа, встревоженная словами начальника об увольнении, бросила подругу и пошла вслед за Козинцевым в его большой кабинет, чтобы умаслить.

Пётр таскал чехлы из «Газели» в актовый зал, когда из коморки выглянул Коновальцев и сказал:

– Закончишь, зайди, пожалуйста, ко мне.

– Обязательно, – ответил Мельниченко раздражённо.

Перетаскав все палатки, он подошёл к осквернённому столу, подобрал лифчик и выкинул в мусорку.

– Всего делов, – крикнул в актовый зал, где по-прежнему сидела Белоусова.

Вновь из коморки показалась голова Коновальцева:

– Будь добр, зайди, пожалуйста.

– Щас, – так же раздражённо ответил Пётр.

Он вышел на улицу, залез в «Газель» и отогнал машину с тротуара на более удобное место для парковки. Некоторое время сидел неподвижно, думал.

– Ты что-то хотел? – проговорил он, появившись в коморке Ивана.

Медали на американском кителе Коновальцева звякнули. Иван откинулся на спинку стула и попытался принять вид человека, знающего себе цену.

– Я не выдаю товарищей, – и, подождав немного, добавил. – Не выдаю.

– Понимаю, ты правильный.

– И всё же отдай мне ключ от Комитета.

– А ты имеешь право его от меня требовать?

– Да, чёрт возьми, я имею право.

Пётр продолжал стоять как вкопанный.

– Ну, – гаркнул Коновальцев.

Мельниченко полез в карман, вытащил ключ и швырнул. Ключ цокнул об стол, подскочил и со звоном упал где-то в ногах Коновальцева.

– Спасибо тебе большое, приятного дня, – ответил Иван. За ключом он не потянулся.

Пётр ушёл, хлопнув дверью. Коновальцев достал из ящика стола открытку с изображением двух белых голубков и подписью изящным почерком: «Дорогой Пётр Мельниченко! Иван и Мария приглашают Вас на своё бракосочетание, которое состоится 10 июня в помещении Нахимовского загса в 11.00» – и разорвал приглашение в клочья.

Пётр Мельниченко родился 26 декабря 1991 года – в день, когда перестал существовать Советский Союз. Единственным, что связывало его с ушедшим временем, был образ товарища Сухова из фильма «Белое солнце пустыни». Будучи пятилетним мальчиком, Пётр подражал киношному образу – бегал по квартире в фуражке с красной звездой и щёлкал игрушечным револьвером (нагана, как у Сухова в фильме, в ящике с игрушками не нашлось).

Мальчик рос, мужал, вскоре окончил школу и поступил в университет. И хотя порой он ощущал голод к идеям и смыслам, душа его оставалась пустой, подобно ненаполненному сосуду. Однажды на четвёртом курсе, а это уже был конец 2013 года, он вместе с однокурсниками-судомеханиками выпивал в пивнухе. С тяжёлым от влитого пива животом Пётр вышел на улицу перекурить. Сделал несколько затяжек и увидел любопытную картину – парень в чёрном кожаном плаще отмахивался от четверых отморозков, задиравших и толкавших его. Один из отморозков, небось самый отщепенец, маленький, горбатенький, с пышным одуванчиком кучеряшек на голове скакал вокруг, вскидывал кривую ногу, точно собака, желающая справить нужду, и пытался дать парню пинка.

Дело пахло жареным. Четверо на одного – такой расклад вызвал у Петра острый приступ чувства несправедливости. Он спустился с крыльца пивнухи, глубоко затянулся сигаретой, выкинул её и крикнул:

– Ну что ребята, а больше чем с одним поговорить не хотите?

– Пишов геть, – рявкнул отморозок.

– Гы-гы, – отозвался кучерявый.

– Ты мне тут не гыгыкай.

Отморозок повернул к нему лютое лицо.

– Пишов геть, а то гирше будэ.

Пётр свистнул:

– Эй, мужики.

Из пивнухи высыпала ватага судомехаников. Мужики разминали плечи, щёлкали костяшками пальцев, чесали кулаки – пьяные и агрессивные. Кучерявый тут же юркнул в кусты. Остальные трое попятились. Они скалились и рычали от обиды.

– Где ты живёшь, мы знаем, – проговорил один на русском и ткнул пальцем в энкавэдэшника.

Когда трое скрылись, парень пожал Петру руку.

– Благодарю за помощь. Ты сейчас сильно занят? Я живу здесь недалеко, можем зайти, у меня есть к тебе деловое предложение.

– Ну давай, – дыхнул Пётр на него кислым запахом пива. Потом повернулся к однокурсникам. – Щас вернусь.

– Как тебя звать-то? Меня Иван Коновальцев, можно просто товарищ Иван.

Они вошли в подъезд, где на двери ближней квартиры кто-то мелом вывел тонкие буквы: «КОМУНЯКУ НА ГИЛЯКУ».

– В самом деле, знают, где я живу, – проговорил Коновальцев, отпирая дверь.

В коридоре он снял плащ, и Пётр увидел на нём военный китель с маленьким значком выпускника МГУ. Значок выглядел очень скромно. Иван, стуча берцами, протопал в комнату. Зажёг настольную лампу, и комната потонула в полумраке. Пётр очутился в логове. Пыль щекотала ноздри. Её источали два широких ковра на полу и стене, бесчисленное количество книг на полках. Помимо потрёпанных корешков с полустёртыми и нечитаемыми названиями там же стояли и фарфоровые статуэтки: девушка на коньках, балерина, матрос и мальчик с гармонью на плече.