Шрифт:
– Сядь рядом. Погрейся.
– Сейчас же лето... Я и так быстро согреюсь.
– Летом тоже жгут костры, смотрят на огонь, греют возле него руки и ноги. Идем, Ян. Поговорить надо.
Ну, конечно же... Камин - всего лишь предлог, чтобы удержать меня. Разумеется, он хочет поговорить. Раздумывая над тем, готова ли я сама задавать вопросы и получать на них ответы, я совсем не думала о том, что ему, возможно, тоже хочется обсудить определенные вещи. Только вот какие? Рустам собирается объяснить мне, как выяснил, что мама не знала о том рисунке? Или хочет спросить, зачем я его тогда рисовала? Хотя к чему ему меня об этом спрашивать, если он наверняка и так все понял... Мне стыдно и жутко некофортно из-за этого. А еще некомфортно из-за желания подчиниться, подойти ближе и сесть у огня. Пламя, тепло и его темные глаза, в которых сейчас отражается огонь, очень сильно притягивают.
Рустам опускается с корточек на мягкий ковер и ладонью стучит по месту рядом с собой.
– Иди сюда.
Я начинаю медленно двигаться, наблюдая за ним. Он ничего толком не делает, просто смотрит, разглядывает мое тело, которое абсолютно не скрывает мокрая насквозь майка. Откровенное разглядывание и желание, отражающееся на его лице, заводят меня. Он ведь предупреждал, чтобы я его не провоцировала, но я ведь не делала это специально. Некоторые чувства я просто не могу удержать в себе. Сегодня снова слишком многое случилось, и мне нужно было куда-то это многое деть, как-то остыть. Я вовсе не собиралась щеголять перед Рустамом в майке и надеялась, что он ляжет спать. Да какая теперь разница? Я уже здесь.
Останавливаюсь в метре от мужчины. После бассейна он переоделся в домашние штаны и рубашку, которую застегивать не стал. Я невольно смотрю на его голую грудь и тут же вспоминаю, как рисовала ее.
– Ирина ничего не знала о том рисунке, Яна, - тихо и хрипло произносит Рустам.
– Когда она пришла в себя и ей стало легче, я спрашивал ее, помнит ли она что-нибудь перед обмороком. Она ответила, что ей стало нехорошо, когда она поднялась наверх, последнее, что она помнила, это как увидела тебя, ты сидела у окна и что-то рисовала. Больше ничего, малыш. Ей стало плохо еще до того, как она тебя заметила. Ты ни в чем не виновата.
Из сердца будто острые шипы вынимают. Дышать становится легче. Нос начинает щипать из-за подступающих слез, но я держусь и не плачу, лишь поднимаю взгляд к глазам Рустама и одними губами говорю:
– Спасибо, что сказал...
– Не за что, Ян.
– Почему ты... если ты знал, что меня это гложит, почему не рассказал раньше?
– Я не умею читать мысли, малыш. Чтобы прийти к некоторым выводам иногда требуется чуть больше времени. Особенно учитывая то, что ты со мной своими чувствами и переживаниями не делишься и никогда не делилась.
Снова опускаю взгляд и разглядываю пальцы ног, которыми вожу по полу. Не делюсь, верно, я вообще ни с кем не делюсь. Не привыкла. И тем более с ним. Это очень трудно. К тому же, если я начну с ним делиться, это будет означать, что я впускаю его глубже. А чем глубже он в меня проникнет, тем сильнее меня разорвет в итоге.
– Тебе понравилось стрелять?
– Рустам протягивает руку, захватывает пальцами подол майки и тянет на себя. Мне ничего не остается, кроме как сделать шаг вперед и оказаться почти вплотную к мужчине.
– Понравилось.
– Еще поедем?
Спрашивает о будущем.. О нашем будущем.
– Поедем... Не переводи тему, - вздрагиваю, когда его пальцы начинают тянуть майку вверх, а сам он встает на колени. Его лицо оказывается прямо напротив моего живота, когда ткань ползет вверх и открывает мои голые бедра, затем живот, горячее дыхание мужчины касается кожи, губы целуют область ниже пупка.
– Рустам... я хочу знать... пока могу говорить на эту тему. Ты ведь... видел рисунок, - сипло выдыхаю, когда губы скользят чуть ниже, целуют область лобка, затем ниже, язык проникает между складками, проходит по клитору, а его руки тем временем продолжают тянут майку вверх. Я вцепляюсь в плечи Рустама и сжимаю их пальцами. Стоять прямо, когда от ощущений меня качает, очень трудно, говорить еще труднее.
– Видел же рисунок. Почему... не сказал мне ничего тогда? Что я... ненормальная. Что я больная...
– Да я же с ума по тебе сходил, малыш, - хрипит Рустам, и целует между грудей.
**************
– Как я мог считать тебя ненормальной? Скорее, я так думал о себе. К тому же ты - художник, у тебя это в крови, в костях, рисовать ты меня могла, потому что... считаешь мое тело привлекательным, красивым. Считаешь, Яна?
– Рустам поднимается на ноги, чтобы полностью стянуть с меня майку и отбросить в сторону.
Я поднимаю голову, пристально смотрю ему в глаза и несмело киваю. Он улыбается, наклоняется ниже к моему лицу и мягко целует в уголок губ. Его грудь касается моих сосков, отчего я вздрагиваю. Губы мужчины скользят дальше по щеке, целуют под ухом, следуют ниже, рассыпая дорожку поцелуев по шее, ключице, груди. Рот смыкается сначала вокруг одного соска, влажный язык облизывает твердую горошину, затем Рустам переключается на другую грудь, я обхватываю руками его поясницу, пробравшись под рубашку, шумно дышу и изо всех сил стараюсь не закрыть глаза от наслаждения, которое снова меня сметает. Стою перед ним абсолютно голая, и чувствую себя так, словно и душа сейчас полностью обнажена под его темным взглядом. В стеллаже у стены напротив стеклянная дверца, когда Рустам начинает снова опускаться на колени, целуя мой живот, поглаживая бедра, я замечаю в стекле наше с ним отражение. Огонь в камине освещает одну половину наших тел, а вторая остается в тени от стоящего по другую сторону дивана. Так и внутри у меня сейчас: что-то темное, разрушительное, очень могущественное, борется со светлым, правильным, но таким слабым. Я вижу в отражении колыхания светлого, так колышатся блики огня на моем теле, отчаянно пытаются согнать тень, но она не желает уходить.
– Ты никогда не думала, мылаш, - хрипит Рустам, неожиданно начиная стягивать с себя рубашку, - почему на самом деле после смерти мамы решила сбежать от меня?
Я сглатываю, опускаю взгляд вниз, разглядываю темную голову мужчины, между слов продолжающего осыпать меня легкими поцелуями.
– Я не хотела от тебя зависеть... Не хотела пользоваться твоей помощью. Вы ведь развелись с мамой.. И ты отталкивал меня...
– Только ли в этом была причина, Ян?
До боли закусываю губу. Рустам обхватывает мои ноги под ягодицами, ведет ладонями вверх, стискивает попу, облизывает живот, буквально зарывшись в него носом.