Шрифт:
— Как тебе будет угодно, — махнула рукой Лилиана, — все равно, ты лучше разбираешься в этом вопросе, — она как-то странно улыбнулась.
— Все дело в новых законах, появившихся после воцарения Триумвирата. Согласно им, любой бунтовщик, схваченный и уличенный в бунтарской деятельности сразу же, без суда и следствия, попадал в пожизненное рабство вместе со всей своей семьей.
— И почему это сработало? — не понял Тима.
— Потому, что раньше, бунтовщику грозила лишь смерть. Да, пусть ужасная, но все же смерть, а на его семью наказание не распространялось. К тому же, многие из тех, кто участвовал в бунтах, выживали и, даже, возвращались обратно домой. Кто—то даже с прибылью.
— Кажется я начинаю понимать, — до попаданца, и правда, начало доходить, — люди, в большинстве своем, были готовы потерять свою жизнь, но не свободу. И уж тем более, они не хотели, чтобы подобное случилось и с их семьями.
— Вот именно, — с каким—то странным азартом в голосе, проговорил Титус, — получается, что рабы, которым совершенно нечего терять, разобщены и не могут породить в себе достойного лидера. Сервы, которые, по своей сути, мало чем отличаются от рабов, но все же рабами не являются, более того — презирают последних. Им и так есть что терять, а теперь, появился еще и шанс опуститься в самый низ иерархии, к тем, кого ты даже за людей не считал. И есть свободные люди, которым нет совершенно никакого резона бороться за тех, кто ниже них.
— Разделяй и властвуй, — задумчиво проговорил Тима.
— Что вы сказали? — не понял его Титус.
— Да так, — отмахнулся попаданец, — есть такое выражение в моем м... — он запнулся, вспомнив, что о том, что он иномирец, знает всего несколько человек, — у меня на родине, — быстро поправился он.
— Интересное выражение, — заметила Лилиана, внимательно слушавшая их разговор, — а еще очень интересно, что ты, Титус, так много думал о рабстве, рабах и бунтах.
— Я...это... вы не подумайте, — забормотал, вмиг побледневший управитель, ставший теперь таким, каким его и увидел первый раз Тима.
— Да ты не волнуйся, Титус, — отмахнулась Лилиана, будь ты хоть самый главный мятежник, мне на это наплевать до тех пор, пока твои делишки не коснутся меня и тех, кто мне дорог.
На этом моменте, собственно, разговор сам собой и завершился. Лилиана, сделавшая вид, что ничего особенного не произошло, вернулась к созерцанию пейзажей за окном. Титус — сидел весь красный, как рак, судя по всему, очень жалея, что распустил свой язык. Тиме же не оставалось ничего иного, кроме как последовать примеру девушки и тоже уткнуться носом в окно.
Однако, пейзажи его больше не интересовали. Попаданец сосредоточил все свое внимание на том как жили простые люди в этой стране. И, нужно сказать, он был сильно впечатлен. И впечатление было резко отрицательным. Первая деревня, сквозь которую они проехали оказалась не самым плохим местом для жизни. Там у людей, хотя бы, были дома и какая—никакая, но одежда.
За те несколько часов, что они добирались до столицы Тима умудрился повидать достаточно. Простые люди в этой стране, казалось, не жили, а выживали. Многие не имели нормальных домов и им приходилось ютиться в каких—то примитивных землянках. Причем, деревень, состоящих из подобного рода строений, было гораздо больше тех, где люди жили в том, что, хоть как—то, но напоминало нормальные дома. Как правило те, кто жил в подобных подземных, деревнях и выглядели соответственно — грязные, одетые в нечто, напоминающее просто мешок с дырками для рук и ног. Если Тиме раньше было жаль рабынь Лилианы, с которыми, как ему казалось, обращались бесчеловечно, то теперь он понимал, что по сравнению со многими сервами, они жили просто в королевских условиях. Впрочем, не только с сервами, — по дороге попалась им и пара деревень свободных людей. Конечно, условия жизни там были намного лучше, чем в деревнях сервов, но даже они не дотягивали до уровня быта невольников Лилианы.
Тима был достаточно сильно угнетен открывшимся ему зрелищем. Ему хотелось что—то сделать для этих несчастных, истощенных и униженных людей, чья жизнь — это, по сути, просто растянутое на годы умирание. Но он не мог, будучи сам зависим от доброты и гостеприимства Лилианы.
«Пора становиться на ноги и брать все в свои руки. Хватит болтаться как то самое в проруби», — принял он решение, задумчиво разглядывая Титуса, к которому, после его страстной речи, теперь испытывал небольшую симпатию. Видно было, что управляющему не плевать на проблемы простых людей. И Тима решил, что как—нибудь попозже, обязательно поговорит тет—а—тет с ним на эту тему.
***
Первым, что увидел Тима, когда они подъезжали к городу, были высоченные, никак не меньше пятнадцати метров высотой, каменные стены. Именно их он и заметил, когда дорога, следуя изгибу реки, сделала плавный поворот. Правда, в тот момент они, хоть и были уже различимы, но не выглядели столь впечатляюще, как с близкого расстояния. В чем попаданец смог убедиться лично, когда тракт все же разошелся с Гильмой и шел, теперь, вдоль одной из городских стен. И впечатлили они Тиму, далеко не своей высотой, ему ли, человеку из мира, где здания полукилометровой высоты, это обыденная реальность, восторгаться жалкими пятнадцатиметровыми постройками? Нет, его впечатлило именно мастерство, с которым была сложена стена. Камни были настолько хорошо подогнаны друг к другу, что казалось, перед ним простирается не рукотворная преграда, а созданный природой скальный массив. Нет, естественно тут были и трещины и выбоины и в некоторые щели можно было засунуть не только лезвие ножа, но и палец впридачу, однако все это ничуть не портило ощущение той самой «монолитности».
На въезде в Орслин, прикрытом высоченной башней и надежно защищенном пятиметровыми, окованными широкими металлическими полосами, воротами, их встретила целая делегация стражников. Одеты они были сродни тем жандармам, что приезжали в гости к Лилиане этой ночью, зато вооружены были древковым оружием, являющим собой некий гибрид алебарды и молота. Тима знал, что у этого оружия есть свое название, но оно совершенно вылетело у него из головы. Впрочем, мечи у стражи тоже имелись. Правда, были они чуть короче тех, которыми были вооружены бойцы охраны Лилианы.