Шрифт:
И точились сабли, прочищались заржавелые дула мушкетов, взнуздывались кони и неслись по шляхам отчаянные казаки.
Лагерь повстанцев увеличивался с каждым днем, а в Черкасске росло беспокойство.
Петр сидел в своем кабинете глубоко задумавшись. Только что перед этим миновал припадок безумного гнева: царь узнал о ночной битве у Шульгина городка.
Теперь он успокоился, но голова еще судорожно тряслась, глубокая морщина прорезывала лоб, брови нахмурились над круглыми ястребиными глазами.
Царь резко дернул плечом, выпрямился:
– Никому не позволю губить мое дело, будь то хоть родной сын!
Петр придвинул чернильницу, обмакнул гусиное перо, и рука его забегала по бумаге:
«Князю Василию Долгорукому… [78] »
Царь на секунду оторвался от письма и гневно пробормотал:
– Сей ворам мирволить [79] не будет!..
«Повелеваю вам, господин майор, ходить по городкам и деревням, которые пристают к воровству, и оные жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков на колеса и колья, дабы тем удобнее оторвать охоту к приставанью к воровству людей: ибо сия сарынь, [80] кроме жесточи, ничем не может унята быть».
78
Брат Юрия Долгорукого, убитого булавинцами.
79
Мирволить – потакать, давать поблажку.
80
Сарынь – толпа, скопище людей.
Петр стремительно распахнул дверь. Там, вытянувшись в струнку, стоял дежурный денщик.
– Немедленно послать эштафет! [81] – приказал царь.
Денщик бросился выполнять приказ.
Наступила зима. Холодный ветер закрутил снежную поземку, степь покрылась белым одеялом. Замерзли реки, затвердела земля, и под славным городом Черкасском звонко застучали конские копыта. То фельдъегерь спешил с царской грамотой к атаману Максимову.
81
Эштафет – срочная почта, верховой, нарочный.
Максимов с почетом встретил офицера, благоговейно поцеловал письмо, осведомился о царевом здоровье. Выразив сожаление по поводу того, что баламутные дела вора Кондрашки Булавина отвлекают его царское величество от важных государственных дел, войсковой атаман, заверил курьера, что верное государю низовое казачество усмирит голытьбу.
Через несколько дней к Черкасску стали подходить отряды казаков и калмыков, явились азовские стрельцы и отряды регулярного войска.
Собрав большую воинскую силу, Максимов двинулся на реку Айдар, где, по сведениям, собирались зимовать мятежники.
Почернели степные шляхи, разбитые тысячной армией Максимова. Сполохи от горевших городков и станиц верхнего Дона зловеще озаряли ночное небо. От казацких хуторов оставались только дымящиеся головешки да сиротливо маячившие трубы печей. Никому не давали пощады низовцы. Лишь дома старшин да богатеев не трогали они.
Много голытьбы было схвачено максимовцами, и среди нее нашлись слабые, под пыткой показавшие, что отряд Булавина стоит в Закотном городке.
Старик Акинфий доставал воду из уличного колодца. Крутя ворот, он заметил подбегавшего к нему сильно шатавшегося человека.
– Али спозаранку угостился горилкой, земляк? – весело крикнул Куликов.
В ответ послышался хрип. Акинфий бросил ведро, с грохотом полетевшее вниз, и подхватил человека. У того из спины и из груди хлестала кровь. Было совершенно непонятно, как он мог бежать с такой страшной сквозной раной.
– Скажи… низовцы… это они… меня так… – успел прошептать хлопец, и смерть сомкнула его уста.
Акинфий влетел в курень. Вокруг стола, уставленного чарками с медом, сидели Булавин и его есаулы. Слепой бандурист пел думу про казака Голоту, и люди в такт тихому звену бандуры задумчиво кивали головой.
– Атаман! – закричал Куликов что было мочи. – Максимовцы наступают и одного нашего уже насмерть убили!
И все сразу переменилось, все закипело в спокойной до того горнице. Казаки похватались за сабли, за пистолеты. В наступившей суматохе совсем затолкали бедного бандуриста, поводырь которого куда-то отлучился. Акинфий отвел старика в безопасный угол за печкой.
– Сиди тут, дед! Коли изба уцелеет, жив останешься.
А сам выскочил во двор разыскивать Илью.
Булавин, выбежавший на крыльцо в наброшенном на плечи кожухе, громко отдавал приказания. Есаулы побежали по хатам собирать казаков. Но тех уже подняла пальба, приближавшаяся от окраины к центру городка.
Акинфий и Илья стояли у крыльца с заряженными фузеями.
– Слушать меня, хлопцы! – распоряжался Булавин. – У Лукьяшки, как видно, сила больше, чем у нас: видите, какой лавой надвигаются! Но мы им запросто не поддадимся! Кто иешой, укрывайтесь по хатам, оттуда из рушниц [82] да пистолей бейте собачьих сынов. А вы, конники, скачите по улицам, рубайте недругов саблями!
– Добре, батько! – отвечали сгрудившиеся на тесной улице казаки и пустились выполнять приказ атамана.
82
Рушница (укр.) – ружье.