Шрифт:
Кнуров шагал длинным сводчатым переходом, отделанным красным гранитом, и слышал лишь шаги Урчика. Сейчас, когда толпа не отвлекала, перед его внутренним взором снова возникли «кадры семейной хроники». Он словно наяву просматривал старый альбом.
Папа на рыбалке. Мама в купальнике, смеется и брызгается. Отец сидит в кресле, гладит Пушу, дрыхнущего у него на коленях… Господи, тошно-то как…
– А где все? – спросил Роман, лишь бы спросить.
– Развлекаются, – коротко ответил робот.
– Ты тут уже был?
– В моем блоке памяти есть план Ф-центра. Самое оптимальное – спуститься на нижний ярус, там много путей отхода.
– А что там, внизу?
– Киберлупанар.
Роман поневоле взволновался – сюда его нога не ступала…
По широкой лестнице они спустились на «дно» Ф-центра, где секс-роботессы ублажали всех желающих – абсолютно послушные, готовые удовлетворить любую прихоть.
Высокие и не очень, худенькие и пышные, брюнетки с огромным бюстом или нимфетки с едва набухшими остренькими грудками, теплые, гладкие, красивые, голые – роботессы разгуливали, соблазняя клиентов. Они дефилировали, покачивая бедрами и крутя попками. Они томно вздыхали, поднимая ладонями груди, тянулись с поцелуями, потягивались, улыбались игриво и манили пальчиками.
Все грани искушения опробовались на вас целой толпой нагих красоток. Одно было плохо – ни одна из прелестниц не имела родителей, всех их выпустили на красноярском заводе, филиале «Дженерал роботс». Модель «Бимбо» в различной комплектации.
Ну, и что? Находилось неисчислимое количество мальчиков, юношей, мужиков и старцев, готовых заниматься сексом с киберкуклами, ведь те были неотличимы от живых женщин, таких капризных, непостоянных, часто недоступных…
В пустом переходе на стене висел большой экран. Показывали новости. Хорошенькая дикторша щебетала:
– Всесоюзная перепись населения стартовала по всей стране. Самую большую активность проявляют жители Московской, Горьковской, Свердловской, Донецкой, Гродненской, Карагандинской и Целиноградской областей.
Девушку на экране сменил ведущий с зализанными волосами.
– К другим новостям, – объявил он деловито, и заговорил с воодушевлением, словно смакуя чужое несчастье: – Трагедии в семьях так называемых юберов все чаще принимают серийный характер. Дети генно-модифицированных родителей мутируют, обращаясь в ужасных монстров…
На экране замелькали жуткие кадры – за полицейскими машинами, вовсю славшими сполохи мигалок, бесновалось нечто живое. Неожиданно оно прыгнуло на капот, а затем на крышу электрокара.
Роман обмер. Он увидел зверя – мозговитую тварь с горящими буркалами и редкой шерстью на загривке, скалившую острые клыки. Сероватая, покрытая струпьями кожа бестии вызывала отвращение – она словно вся беспрерывно сочилась противной слизью.
Оборотив острую морду к небу, мутант завыл, да так, что у Кнурова мурашки пошли.
– Еще две недели назад, – скорбно вещал диктор, – оно было милой девушкой, Селестиной Уорлок. Двух недель хватило для скоротечной мутации – и несчастный отец уже не смог удержать любимое дитя в стенах своего лондонского особняка. Чудовище вырвалось на волю, искусав и старшую сестру, и мать…
Чудовище на экране, рыча и подвывая, перепрыгнуло с одной машины на другую, соскочило на газон и понеслось прямо на камеру.
Роман сглотнул. Прямо перед собой он увидал оскаленное, сморщенное рыло с кривыми клыками, и круглые белые яблоки глаз с черными крапинками зрачков, и острые уши, поросшие жесткой щетиной. Потом все запрыгало и замелькало, остывая в странном ракурсе – на уровне травы.
– К сожалению, пострадал и наш оператор – мутант оторвал ему руку. Сержант Рэтклифф застрелил оборотня, оказавшегося чрезвычайно живучим – понадобилось шесть пуль, дабы убить то, что некогда носило гордую фамилию Уорлок…
«Понятно, почему так возбудились геноактивисты… – подумал потрясенный выпускник. – А если и я – так?.. Хотя… Какая теперь разница…»
Свернув за угол, он чуть было не налетел на человека, сидевшего на корточках у стены. Худой и бледный, с кожей неприятного землистого оттенка, с длинными волосами, обвисавшими сальными сосульками, с неопрятной козлиной бородкой, сиделец вызывал одновременно и жалость, и брезгливость. Его костлявые руки вылезали из рукавов потертого комбеза, мосластые щиколотки торчали из коротких штанин. Китайские тапочки-«кунфуйки», обутые на босу ногу, дополняли портрет оборванца, а рожки нейрошунтов, прилепленные к бритым вискам, определяли его статус – это был вирт, завсегдатай Ф-центров, до того «подсевший» на фантоматику, что утратил связь с реальностью и потерял к ней всякий интерес.
Мир за пределами биопсихомодуля мнился виртам унылым и скучным, однообразным и безрадостным, этакой картонной декорацией, на фоне которой бледные тени играли нуднейший спектакль.
– Вам помочь? – заботливо спросил УР.
Вирт медленно поднял голову, посмотрел на мальчика-робота с полнейшим равнодушием во взгляде.
– Не помочь, – промямлил он невнятно. – Меня отключили за неуплату. Я выбрал авансами весь свой личный фонд на год вперед… Сейчас март?
– Май, – буркнул Роман. Его раздражал этот… эта особь, выбравшая удел приставки к фантомату.