Так и сделала. И так мне стало хорошо от победы над собой и над своими комплексами, просто немыслимо.

– Вот так и живем, – философски подумала я. – Советского Союза давно нет, а привитые комплексы все еще в нас живут, с тех давних времен.

Впрочем, мозги у меня размякли, думать совсем не хотелось.

И тут поворачиваюсь другим боком к синему морю, и вижу – бежит мой Леша, и кричит на весь пляж:

– Мама, там твой любимый сериал начался, «Цыганка».

А он знает, что я дома каждый день смотрела этот сериал, ни одной серии не пропустила. Решил о маме позаботиться, зайчик мой, солнышко мое.

Все лежавшие на пляже туристы синхронно повернули головы, чтобы посмотреть на Лешу, потом на меня.

– Да, – думаю, – раз в жизни решила отойти от устоев общества, наплевать на любопытные взгляды и мнение большинства, пожить всего лишь один часик свободной жизнью. И вот результат!

И тут меня молнией пронзает мысль. Мысль просто ужасна.

Меня бросает в жар, хотя и так куда уж жарче, потом в холод. Я вкрадчиво так и тихонько спрашиваю:

– Леша, а ты ключ от номера взял?!

Леша отрицательно кивает головой.

– Капец! – кричу я на весь пляж, подрываюсь как есть, без верха, хватаю ребенка за руку и бегу в отель.

Мне уже совершенно все равно, кто там на меня смотрит, и что он там видит.

Пулей вбегаю в двери отеля. За стойкой стоит англоязычная служащая.

Я по-русски говорю девушке:

– Пожалуйста, помогите. Мой сын закрыл номер. Можно мне второй ключ?

И, конечно, как и следовало ожидать согласно закону подлости, девушка говорит:

– I don’t understand!

Я на пальцах пытаюсь объяснить ей – ключ, номер, комната, дверь, ребенок.

Девушка разводит руками совершенно по-русски и снова говорит:

– I don’t understand!

Я в отчаянии. Бегу по лестнице на свой третий этаж, пытаясь найти хоть одну горничную на этаже и там, на месте, объяснить ей, что же мне нужно.

По пути заглядываю в коридоры второго этажа.

Согласно закону подлости и всем существующим законам Мерфи, ни одной горничной ни на втором этаже, ни на нашем третьем, не оказывается.

– Ну, почему, когда мы ложимся спать, они гремят тележками так, как будто бы их тут целый полк? – спрашиваю я Лешу. – Складывается ощущение, что горничных здесь больше, чем отдыхающих!

Ребенок смотрит на меня, пытаясь сказать:

– Мама, да я не знаю, почему так происходит.

Поняв, что я в тихой истерике, он тоже пугается и начинает нервничать.

А у меня Леша в детстве был очень сентиментальный. В глазах у него появляются слезы.

Мы подбегаем к двери нашего номера и стучим. Кому мы стучим, нам самим непонятно.

Но хоть что-нибудь нужно делать, правда?

До приезда автобуса остается все меньше времени. Сын спрашивает:

– Мама, и что теперь будет?

– Леша, ты не переживай, – пытаюсь я его успокоить. – Автобус подъедет, руководитель группы увидит, что нас нет, они подождут еще пять минут, и уедут, чтобы остальные туристы не опоздали на рейс.

У ребенка скатывается по щеке слеза.

Ситуация критическая.

– Леша, ты жди здесь, а я побегу искать хоть кого-нибудь. Не волнуйся только, ладно? – говорю я, и снова бегу по лестницам.

По пути хвалю себя за то, что хоть чемоданы сложила, купальник и пляжное полотенце, которые у меня в руках, сверху как-нибудь брошу. Вспоминаю, положила ли кошелек, и куда я его положила, где наши паспорта.

Паника усиливается. Мыслей все больше, они размножаются, а их клубок мгновенно растет, как снежный ком.

Наконец, после нескольких кругов по лестнице вверх-вниз, вижу женщину славянской наружности. Ну, в смысле, не с карими красивыми турецкими глазами.

– Вы говорите по-русски? – спрашиваю с надеждой.

– Да, пани, разумею по-польски, – говорит женщина, и я понимаю, что нашла спасительницу.

– Ура! – кричу я. – Сейчас объясню Вам, что случилось.

Сбивчиво тараторю про дверь и ключ, она моментально оценивает серьезность проблемы, и мы с ней почти бегом бросаемся вниз, к стойке ресепшен.

Полячка объясняется со служащей на английском языке, мне дают ключ от номера, и я бегу за чемоданами на свой третий этаж.

Вижу в окно наш туристический автобус, беру чемоданы.

И спокойно, с видом победителя, беру Лешу за руку и медленно, не торопясь, мы спускаемся вниз.