— Не будь все ясно, как дважды два, я предположил бы, что это ты ее укокошила.

Гретхен до боли в челюсти стиснула зубы. Сосчитала до десяти, успокоилась. Никакого яда в голосе. Никакой враждебности. Она легка и беззаботна. Что ее жизнь? Великолепно срежиссированный и блистательно сыгранный спектакль!

— Прощу прощения, — ухмыльнулась она, — но я бы все сделала чисто. Комар носу не подточил бы.

— Так поэтому я и сказал «не», — многозначительно произнес Шонесси, пряча улыбку в уголках рта.

Маркони растерянно заморгала:

— Странные у вас шутки, честное слово.

— А мы и не шутим, — заверила ее Гретхен. — Что же до детектива, то он вообще лишен чувства юмора.

— Вам виднее. — Пожала плечами Маркони.

Ничего не скажешь, весомый интеллектуальный вклад в беседу. Гретхен поспешила прочь. Нараставшая в ней ядерная смесь из скуки и раздражения теснила грудь, и она боялась, что вот-вот взорвется. Изо дня в день балансируя на туго натянутом канате, перекинутом над пропастью между двумя уступами социопатии — насилием и противлением насилию, — она уяснила одно: начинаешь терять хладнокровие — уноси ноги.

— И это наш консультант? — спросила Маркони у Шонесси, кивком указывая на спину удалявшейся Гретхен. — Взаправду?

Шонесси что-то забубнил, но Гретхен его не слушала. За годы их совместной работы ему так часто приходилось объяснять людям, кто она такая, что они оба вызубрили эти набившие оскомину фразы назубок.

Более десяти лет назад Шонесси пригласил Гретхен Уайт, доктора психологии, статистики и криминологии, в качестве консультанта по одному уголовному делу, где подозреваемый, по мнению Шонесси, вел себя наподобие Гретхен. Расследование удалось на славу, и Шонесси продолжал обращаться к ней за помощью: вначале осторожно, затем более и более охотно. Его примеру последовали другие детективы, и вскоре Гретхен стала довольно известной, хотя и не особо любимой персоной в Бостонском полицейском управлении. За минувшее десятилетие она помогла раскрыть несколько серьезных преступлений, поэтому на ее сомнительное прошлое в управлении глядели сквозь пальцы.

В начале девяностых, задолго до получения ученой степени и работы консультантом, Гретхен числилась главным подозреваемым в первом крупном деле об убийстве, доверенном детективу Патрику Шонесси. Гретхен едва вышла из младенческого возраста, а детектив, не успевший отрастить брюхо и облысеть, щеголял пышной светлой шевелюрой и золотым обручальным кольцом на пальце левой руки.

Жертвой убийства была Роуэн Уайт, тетушка Гретхен, а убийцей, как полагал Шонесси, — разумеется, Гретхен.

Однако доказать этого Шонесси так и не смог.

Во имя объективности, которой Гретхен не часто баловала детектива, надо отметить, что их знакомство прошло не совсем гладко: Шонесси увидел Гретхен, когда она склонилась над бездыханной тетушкой, одной рукой стискивая окровавленный нож, впоследствии признанный орудием убийства, а другой — сжимая края отверстой раны на теле убитой. Причем на лице ее, вопреки ожиданиям, Шонесси не заметил присущего детям испуга, а лишь пытливый интерес исследователя, ощупывающего пальцами разодранную плоть.

Масла в огонь добавили и расползшиеся по району слухи о ее странностях. Мол, соседи боялись взглянуть ей, маленькой девочке, в глаза и перебегали на другую сторону улицы, заметив ее приближение.

Вскоре она поняла, что ни ее возраст, ни ее взгляд не имели никакого значения. Просто нормальные люди, которых она величала «эмпатами» в пику тому, как они обзывали ее «социопаткой», обладали шестым чувством, позволявшим им безошибочно определять затесавшегося в их ряды чужака, волка в овечьей шкуре, нацепившего маску добропорядочности, дабы сойти за полноправного члена общества.

Поэтому, когда убили тетушку Роуэн, Гретхен стала единственной подозреваемой. С годами Шонесси дорос до порядочного копа, но в те времена отличался узостью мышления. К тому же его ослепляла уверенность в виновности Гретхен. Он не желал раскидывать мозгами, не желал искать ответ на вопрос, кто в действительности совершил преступление.

А то, что Гретхен ничего не помнила, лишний раз убеждало его в собственной правоте: Гретхен — исчадие ада и непревзойденная лгунья, ловко обманывающая взрослых.

Он с первых же минут увидел в ней волка в овечьей шкуре. Увидел и постоянно об этом напоминал.

Убийство перешло в разряд «висяков», но Шонесси не успокоился. И если бы не изуверская жестокость в его одержимости, Гретхен нашла бы его зацикленность на ее особе хоть и назойливой, но все же забавной.

Бессильный ее арестовать, Шонесси не спускал с нее глаз. Гретхен язык намозолила, вдалбливая ему в голову, что великое множество людей с диагностированным диссоциальным расстройством личности не агрессивны и не проявляют насилия. Тщетно. Для Шонесси она навсегда осталась девчушкой с непроницаемым взглядом, склонившейся над обезображенным мертвым телом.