– У нас свобода творчества, – разглагольствовал по пути Хазин. – Я хочу выступать…

Зинаида Захаровна поправляла костюм. Блестки на костюме девушек с гитарами вспыхивали искрами.

– Почему пантомима с гитарами?! – возмущался Хазин. – Пантомима вершится в безмолвии…

Хазин сопротивлялся. Ветераны труда и сцены, работники медицины и образования, сельские и городские люди смотрели на нас с неодобрением.

Возле начальственного стола Хазин сумел меня задержать и спросил у полярника:

– Зачем вы съели своих собак?

Полярник отрицательно помотал головой. Зинаида Захаровна постучала в микрофон и как ни в чем не бывало объявила:

– Друзья! Наш вечер продолжается! И у нас снова праздник вокала! Сейчас девушки из ансамбля «Дилижанс» исполнят австралийскую народную песню.

– Я тоже знаю одну австрийскую народную песню! – Хазин попытался схватиться за стол МЧС.

Я схватил Хазина покрепче и усадил на стул возле колонны. Сам сел рядом. За нашим столом никого больше не было, разбежались, нас дождался только Роман.

– Твои стихи – говно, – с мстительным удовольствием сообщил он.

Хазин не ответил, взял бутылку, разлил по рюмкам.

Заиграл ансамбль «Дилижанс».

– Австрийская народная песня… – вздохнул Хазин. – Ансамбль «Декаданс»… Кафка и Гашек сняли монашек…

– А Роберт Музиль в бане бузил, – вставил Роман.

Я поглядел на Романа с уважением. Нет, на трезвую голову я не ценитель дешевых каламбуров, но в пьяном состоянии не каждый умеет. К тому же культура…

– А может, и в грязелечебнице! – пискляво грассируя, добавил Хазин.

Девушки запели. Хорошо, отметил я. Секция гитары и проникновенного пения ансамбля «Дилижанс» оказалась на высоте. Хороший концерт, не ожидал…

Хазин неожиданно заплакал. Странный день, сейчас я начал понимать это особенно остро. Странный день, и я в нем начал немного теряться.

Зачем-то снова посмотрел на дверь.

Полярник удалился, а Кристина стояла у подоконника в фойе. В каком-то дурацком платье. Она не любила платья, я помнил ее в платье один раз, в первую встречу. Я шел ловить тритонов, а она сидела на остановке и ожесточенно причесывала куклу. Мне было восемь, я ненавидел кукол и любил танки, но почему-то остановился. Не знаю, остановился, наверное, из-за злобного выражения лица девчонки. Такая могла любить танки. Я сел рядом. Спросил, как ее зовут, а она сказала, что Кристина. Мне имя показалось необычайно глупым, похожим на крысу, я посмеялся, а она меня ударила в нос. Потом мы пошли вместе ловить тритонов. Я хотел их в трехлитровую банку посадить, а Кристина велела их выпустить. Я выпустил. Мы подружились.

Сейчас она стояла у окна одна. Не знаю, мне вдруг стало Кристину очень жаль. На третьем куплете австралийской народной песни я решил с ней поговорить. Я встал и направился к выходу из зала.

– Витя! – позвал Хазин. – Ты куда уходишь?! Тут самое интересное начинается! Кто может рог его согреть?

– Тебе, Хазик, надо работать над ритмикой, – поучал Роман. – А ты мне про какого-то клопа…

Я вышел в фойе. Но Кристины там уже не было, Федора тоже. Туда-сюда бродили редкие гости и некоторые артисты, на дальнем подоконнике сидела злая Аглая в пуховике. Точно, в пуховике, рядом на подоконнике синел плюшевый дельфин. Мимо прошла Большуха с баяном и палкой колбасы. Сквозь стеклянную дверь я снова увидел Кристину, она стояла на крыльце и курила. Раньше она не курила. Я решил подойти. Лучше, наверное, подойти. Может, ей помощь нужна или поговорить…

– Виктор!

Я обернулся. Аглая.

Говорила с трудом, похоже, выступление на сцене усугубило… ангина, скорее всего. И глаза выпучились.

– Я хотела у вас спросить… Вы что-нибудь сейчас сочиняете?

– Немного, – ответил я. – Мой друг Хазин сочиняет поэму, она называется «Атлас…»… Что-то про «Атлас».

– Нет, не Хазин, а вы. Вы конкретно.

Аглая указала пальцем на меня.

– Я же говорю, Хазин сочиняет.

– Ваш этот Хазин – паршивый поэт, – проскрипела Аглая.

– Спорный вопрос…

– Но поэт, – добавила Аглая. – Паршивый поэт.

И уставилась на меня наглыми глазами. Красное пятно в левом глазу расплылось, с пять копеек стало.

– Намекаешь, что я вроде не писатель? – тупо спросил я.

Мне тут же сделалось стыдно, будто действительно хотел доказать этой сопливой хамке с кривыми зубами, что я писатель.

– Вы – алкоголик, – сказала Аглая. – И пишете говнокниги про разные говногорода.

Я не нашелся, что ответить, и сказал:

– А ты малолетняя дура.

Подбежала Нина Сергеевна.

– Аглая! – зашипела Нина Сергеевна. – У тебя температура! Я тебя убью сейчас! Быстро домой! Ты у меня не выйдешь! Я тебя к тетке отправлю!

Не дожидаясь ответа, Нина Сергеевна схватила Аглаю за руку и поволокла к выходу. Аглая хотела мне сказать еще какую-то гадость, но не успела. Дельфина она забыла на подоконнике.

– С нами наш новый гость! – послышался из зала голос Зинаиды Захаровны. – Исполнительница классических песен и баллад…