Аглая замерла, съежилась, точно в спину ей угодил дротик, затем медленно отправилась по коридору дальше, держа книгу перед собой.

– Никого не слушает, – покачала головой Нина Сергеевна. – Ни меня, ни мать, ни отца. Читает как ненормальная…

– У самого четверо, – посочувствовал Хазин. – Что за поколение, оторви да брось, акселераты…

Нина Сергеевна поглядела на Хазина с оторопью.

– Крыков звонил, – сказал я. – В двенадцать совещание.

Хазин кивнул, забрал объектив крышкой и направился к выходу. Хазину тридцать; кажется, он жил с мамой в пятиэтажке, в наличии детей я сильно сомневался, жены не было точно.

– Нам пора, – объяснил я. – Важное совещание в мэрии.

– Понимаю. Вполне понимаю. У нас ведь тут суматоха, готовимся к Дню города. Летом по отпускам все, а праздник скоро…

– Праздник – это хорошо.

Я пожал заведующей руку и поспешил за Хазиным, но Нина Сергеевна успела поймать меня за локоть.

– Виктор, минуту не уделите? – попросила Нина Сергеевна.

– Попробую…

– Я слышала, что вы интересовались жильем? – негромко спросила она.

Я жильем не интересовался, но возражать не стал.

– Недвижимость, безусловно, подорожает, – утвердительно сказала Нина Сергеевна. – Она уже сейчас дорожает.

– Везде дорожает, – согласился я. – Экономический подъем.

– Да-да, конечно, подъем… Я слышала, на предприятии будет работать больше тысячи человек?

Я многозначительно промолчал.

– А поселок для рабочих, он… за РИКовским будет?

– Планируется два поселка, – сказал я. – Один для рабочих, другой для руководящего состава.

– Да? А если предположить…

– Извините, нам еще в керосинку сегодня, – перебил я.

Нина Сергеевна растерялась, а я вырвался.

Хазин успел забраться в машину и гонял тюнер, ловил скрипы и шорохи, короткие волны до Чагинска не долетали.

– Засечная черта – это хорошая идея, – сказал я.

И сел рядом с Хазиным.

– Надо, пожалуй, начинать по-нормальному работать, – продолжил я. – Время идет, мы стоим.

– Спорный вопрос и методологическое заблуждение. Человечество упорно воспринимает время дискретно, однако это ошибка. Время никуда не идет, его вообще нет…

– Вот об этом расскажешь мэру, – перебил я.

Хазин не стал спорить, повернул зажигание, сразу воткнул заднюю, передача недовключилась, но Хазину было плевать, он с визгом выставился поперек улицы, затормозил и стал нащупывать первую. С первой, как и с задней, у Хазина всегда проблемы. Это от того, что пальцы Хазина привыкли к кнопкам на камере, мелкая моторика одержала сокрушительную победу над крупной.

В салоне запахло паленым сцеплением, Хазин дергал ручку и в итоге попал на третью, после чего решил не мучиться и тронулся с нее. Чтобы меньше воняло, Хазин потер елочку.

Чагинск тянулся вдоль железной дороги с обеих сторон: с северной поднимаясь на холм и спускаясь к Ингирю, с южной упираясь в болота между Нельшей и Номжей.

Мэрия располагалась в конце Любимова, недалеко от библиотеки, но Хазин не любил ездить по прямой. Он сворачивал на первом перекрестке, по четным направо, по нечетным налево, и мы начинали пробираться к мэрии, складывая из городских кварталов замысловатый тетрис, каждый раз желательно новый. Хазин объяснял эту геометрию желанием увидеть город в максимальном объеме, мне было все равно, я и так знал эти улицы. Они мало поменялись за десять лет, деревья подросли, на некоторых домах появились тарелки, другие дома опустели. Опустевшие вызывали в Хазине интерес, он притормаживал и фотографировал. Холостые в «шестерке» заметно плавали, поэтому ногу с педали Хазин не снимал, фотографировал и добавлял газу, отчего мне казалось, что между камерой и двигателем есть связь: обороты вверх – длинный фокус, обороты вниз – короткий.

– Опоздаем, – сказал я. – Двадцать минут осталось.

Хазин не ответил, наличники на углу дома Рабочей и Сиреневой, видимо, стоили длинного. «Шестерка» заглохла.

– Однажды я был в библиотеке, в которой располагался штаб Колчака, – сообщил Хазин.

– И что?

– Колчак коллекционировал наличники. Когда он стоял в Омске, то велел со всех окрестных сел свезти резные наличники…

Завелись, поехали дальше. Хазин рулил и болтал про Колчака, который коллекционировал еще прялки, и колесики от керосиновых ламп, и челноки от ножных машинок «Зингер». Я не слушал, смотрел по сторонам.

Все же Чагинск изменился. Вывесками, я не мог отделаться от привычки цеплять и оценивать вывески. Пятый магазин был теперь «Криолитом», Восьмой – «Лидией», Железнодорожный стал «Эдельвейсом», в старом общежитии профтехучилища обосновалась «Экстра», в гараже пожарной части осваивался «Мотоблок и дрель 2», в бывшем обувном играла «Мормышка».

– …хобби у него такое было – немного прясть. Это после Самарканда…

Зарослями. Акация, сирень, вишня и терн, ирга и черемуха разрослись и смяли улицы и тропки, тянувшиеся вдоль заборов, и кое-где завалили сами заборы; центральные улицы еще сопротивлялись флоре, окраинные и поперечные сдали и стали похожи на зеленые туннели и тупики.