– Еще одно лишнее слово – я кладу трубку и больше на звонки не отвечаю! – пригрозила она, не выдержав.

– Нет-нет-нет, погоди, я уже все! Короче, Тинка, отдала она мне не только флакон, но и брошюрку с откровениями матушки Евдокии, а в брошюрке – Алтайский край. Телефон молчит, правда, но главное, что наметка по месту есть, остальное-то уже легче пойдет.

– То есть ты позвонил – телефон не отвечает?

– Да, выключен. Но я не думаю, что это прямо так уж важно. Съездим в Питер и махнем на Алтай.

– У меня тренинг через пять дней начинается, – напомнила Тина.

– Если на Алтае выгорит, то и тренинг твой не нужен будет.

– Тоже верно.

В Питер они поехали все-таки вместе, справедливо рассудив, что две пары глаз, конечно, заметят больше.

В небольшой чемодан были уложены вещи, разительно отличавшиеся от тех, что Тина и Вовчик носили в повседневной жизни, а также несколько париков, разные очки и даже коробка с театральным гримом, бутафорскими носами, упаковка разноцветных линз и целый набор усов и бород. Свою светлую Кущин сбрил, чтобы облегчить процесс перевоплощения, если это понадобится. Без бороды он выглядел несколько иначе и уже не так сильно напоминал богатыря из русских былин.

– Я, оказывается, отвыкла от тебя безбородого, – произнесла Тина, расположившись на пассажирском сиденье вполоборота и разглядывая Кущина так, словно видела впервые.

– А мне теперь холодно, – пожаловался Вовчик, поглаживая ладонью голый подбородок.

– Ну, к счастью, сейчас не зима.

– Нет, серьезно – тоже отвык без бороды.

– Ничего, закончим работу – опять отрастишь, какая проблема? Просто ты с бородой совсем приметный, нам это ни к чему – вдруг там окажется кто-то из старых членов «Согласия»? Нам это разрушит все, – серьезно сказала Тина, и Добрыня кивнул:

– Да это понятно… непривычно просто. Я вон даже расческу в карман машинально сунул… – оба рассмеялись, когда Добрыня продемонстрировал маленькую расческу для бороды, которую действительно сунул в карман перед выходом из квартиры.

– Не зря говорят, что иметь устоявшиеся привычки довольно непрофессионально в нашем с тобой деле, – отсмеявшись, сказала Тина. – Того и гляди проколешься на такой вот ерунде.

В Санкт-Петербурге было пасмурно, но без дождя. Ехать пришлось куда-то на окраину, Тина перебралась на заднее сиденье и задремала, свернувшись калачиком и накрывшись курткой. Ей даже показалось, что она успела увидеть сон, содержание которого все время ускользало, как ни силилась она вспомнить, что же ей приснилось. Остались только эмоции – было грустно и как-то тревожно. Говорить об этом Вовчику она не стала, такие вещи вообще лучше держать при себе, особенно когда работаешь – чтобы не «накаркать».

До проповеди еще оставалось время, но нужно было привести себя в порядок, перекусить и загримироваться хотя бы минимально, чтобы свести на нет риск быть узнанными.

– Я вот только не пойму, почему мы все-таки исходим из предположения, что это Грязнова? – Добрыня наклеивал перед зеркалом темную бородку-эспаньолку, и та никак не хотела ложиться ровно, Вовчик злился, снова и снова отдирал ее и возвращал на место.

– Дай-ка, – Тина мягко вытянула из пальцев мужа аксессуар и сама наклеила бородку так, что она стала выглядеть абсолютно родной и натуральной. – Парик нужен. А про Грязнову… ну, я ведь объяснила тебе еще в Москве.

– Тинка, а если это не она?

– Да нам-то что с того? У нас не Грязнова цель, а Евсеева. И если именно с этой сектой связано ее исчезновение, а там вдруг еще и Грязнова окажется, то вообще бинго. Ну а нет – ну и ладно, нам бы заказ выполнить.

Говорила она это совершенно спокойно и искренне, но Добрыня, знавший свою жену не первый день, отлично понял – Тина отчаянно надеется, что оказалась права и секту возглавляет Яна Грязнова, а значит, где-то рядом с ней может быть и Дарина.

– Ладно, будем действовать по мере получения информации, – он надел парик в виде короткой темной стрижки с удлиненной челкой, зачесал ее набок, чтобы не мешала, встал и прошелся по гостиничному номеру: – Так-с. Я почти готов. Давай договоримся о сигналах.

– Работать будем в разных углах зала, так проще. Я пойду ближе к сцене, а ты где-то в толпе покрутись. Ну, а холл перед началом делим, как обычно, пополам – мне торговцев, тебе просто обстановку просечь.

Добрыня пожал плечами – по такой схеме они работали всегда, если нужно было присмотреться, понять обстановку, выяснить, на чем основывается то или иное учение. На таких сборищах всегда можно понять, как устроена иерархия секты, особенно если ты разбираешься в этом и можешь определить, кто кому подчиняется, кто над кем стоит. Зная такие вещи, проще проникнуть внутрь. Кроме того, из разговоров с торговцами всякой прилагающейся к подобным мероприятиям атрибутикой тоже можно делать кое-какие выводы, например о том, как выглядит легальная часть, демонстрируемая надзорным органам, например, или просто любопытным обывателям. Вторую часть, непременно имеющуюся в любой секте, ради чего, собственно, такие «организации» и создаются, выясняли, как правило, уже на месте, внедрившись. Но влезать неготовыми – нет, так они не работали.

Тина сегодня решила особо не усердствовать, а изобразить тихую забитую девочку из провинции, приехавшую в большой город и оставшуюся здесь совершенно без поддержки – «легенду» приходилось понемногу реализовывать через тех же торговцев, через вербовщиков, которые сновали на подобных мероприятиях в толпе, безошибочно выхватывая «своих» – тех, кто легко поддастся на слово, прислушается, впустит в душу и в голову.

«Очень легко окрутить того, кто готов к этому, – откровенно сказал Тине однажды организатор подобного культа имени себя любимого. – Человеку нужно сочувствие – дай ему сочувствие. Нужна любовь – покажи, что ты его любишь. Нужно общение – так отведи его туда, где ему будут рады. В любом человеке есть та боль, которой он хочет, но не всегда может поделиться с кем-то. А если ты станешь ему близким человеком – сможешь использовать его боль себе во благо».