— Если ради малой ты бросишь Элю, то можно я ее подберу? Ох, и сладкая она у тебя.

К общему «ржанию» подключился и Егор. Я осознала, как ошиблась в нем. Вовсе он не умный и обаятельный. Самый обыкновенный, такой же как и все. Высокомерный и наглый. Не щадящий чужих чувств. А мог ведь не выставлять меня посмешищем.

Словно не хватало мне издевательств старшеклассников, за моей спиной материализовались мои одноклассники. Аня победно сверкала глазами, заливаясь как и все лошадиным ржанием. Какими жестокими бывают дети в этом возрасте.

В тот день мое сердце стало сочиться кровью. Раны на нем не затягивались, кровоточили постоянно. Время шло, жизнь наносила удар за ударом, закаляя. И я не заметила, как оно превратилось в обескровленную сушку.

Глава 2

— Аделина Константиновна, прошу, ваши подписи здесь и вот здесь, — директор приюта, в котором жила последние два года моя маленькая сестра, тыкала толстым пальцем по бумаге. Дородная женщина лет пятидесяти, с завитыми волосами цвета бурака, большим блестящим носом, поросячьими глазками и усиками над тонкой верхней губой. Сколько же нервов эта мымра мне помотала. Я оставила размашистую подпись, с облегчением понимая, что мои мытарства по всем инстанциям опеки наконец окончены. Сегодня заберу свою златовласку.

— Вот и сла-а-вно, — протянула мымра, забирая у меня бумаги. — Вы как раз успели вовремя. Злата заинтересовала бездетную пару из Германии…, - окинула меня оценивающим взглядом и добавила, — может все-таки передумаете? Златушке в Германии (читай, в достатке) будет лучше, чем с вами (читай, в нищите). Я за неё очень беспокоюсь (читай, хочу получить премию за пристрой ребёнка иностранцам).

Я брезгливо поморщилась.

— Со мной ей будет лучше, — встала и вышла из кабинета жабы, не прощаясь. Мама бы меня поругала за такое поведение. Но ее с нами больше нет. А эта… Татьяна Борисовна всю кровь выпила. Я безошибочно знала куда идти. Навещала мелкую каждый день. Дойдя до нужной комнаты, тихонько приоткрыла дверь. Дети спали — тихий час. Злата сладко посапывала во сне, волосы разметались по подушке, ротик приоткрыт. Не зря родители ее так назвали. Волосы — жидкое золото.

— Златушка, — шепотом позвала сестренку, поглаживая по головке.

Она приоткрыла глазки, сонно проморгала и растянула ротик в улыбке.

— Ты пришла.

— Вставай, моя хорошая, мы уходим, — сколько раз я представляла этот момент. А он оказался ещё слаще, чем в мечтах.

— Но нам же не разрешают уходить из здания, — непонимающе хлопала заспанными глазками, цвета ясного неба.

— Я забираю тебя навсегда, — ласково улыбнулась сестре.

Малышка смотрела на меня не мигая. В ее детском взгляде было столько осознанности, зрелости, сколько не бывало порой и у взрослого. Умудрённая коротенькой жизнью. В голубых блюдцах собрались слёзы и немые ручьи покатились по осунувшимся щекам. Она не всхлипывала.

— Соберу вещи, — тихонько шепнула сестренка и вытерла мокрую дорожку рукавом выцветшей пижамы.

Я помогла ей спуститься с двухъярусной детской кроватки и на секунду задумалась. При поступлении в детский дом, ребёнку коротко остригали волосы. Раньше они спадали подвитыми локонами до лопаток. Отец так любил перебирать их пальцами, говорил на ощупь точно шёлк. А цвет был мамин. Больше никогда не позволю их никому обрезать!

Малышка спешно опустошала свою тумбочку, собирая немногочисленные пожитки в пакет. И тот все же остался полупустым. Я помогла сестренке переодеться и поспешила убраться из этого ужасного места, опасаясь, что Жаба Борисовна передумает и не отдаст мне сестру.

— Готова? Давай помогу спрятать мишку.

— Нет, — шепнула малышка, — ей нужнее. Злата тихонько подошла к девочке, спящей на нижнем ярусе кровати, и положила игрушку. Ребёнок завозился, приобнял медведя и повернулся на другую сторону. — Теперь ты будешь охранять ее. А мне пора.

Я улыбнулась. Моя Злата осталась тем же милым ребёнком, детский дом не сломал ее, впрочем как и меня. Выбравшись на улицу, вздохнула полной грудью. Почувствовала себя увереннее. В одной руке пятилетняя сестренка, в другой пакет с одеждой, которую можно выкинуть. Не буду ждать, пока заработаю на новую. Залезу в заначку и обновлю Злате гардероб. Так и пошла, хлюпая и скользя по растаявшей массе снега и льда. Душу согревала мысль, что нам есть куда идти, я продала фамильные драгоценности и купила однушку на окраине города. А ещё тепло моей Златы. Единственного родного человека на этой земле.

Через пару часов мы наконец доплелись до своего гнёздышка. Ноги гудели, руки устали от тяжести ребёнка. Она промочила сапожки (чертовски старые) и я несла ее, чтобы сестренка не простыла. Узкий коридор встречал затертыми обоями, вешалкой в виде трёх крючков и старого зеркала, оставшегося от прежней хозяйки. О том, что оно видело я старалась не задумываться. До нас здесь жила старушка с сыном алкоголиком. Старый потёртый линолеум с прорехами посередине, тускло поблескивал в свете одиноко свисающей лампочки. И не скрыть эти дыры мебелью… Зато мне удалось избавиться от затхлого запаха, удушающего каждого, кто пытался войти в этот дом. Прямо по коридору расположилась крохотная кухонька не больше восьми квадратных метров. Две тумбы, раковина, электрическая переносная плита, мини холодильник и раскладной стол с двумя табуретками — вот и вся обстановочка. Слева по коридору ванная комната, если так можно выразиться, четыре квадрата. Потрескавшаяся голубо-белая плитка и старая сантехника, которую я надраивала несколько раз. Поморщилась, вспоминая в каком ужасном она была состоянии. Но мама говорила: не зазорно убирать грязь, зазорно жить в грязи. Справа единственная жилая комната. Небольшая. Те же содранные, в некоторых местах, обои и старый линолеум. Для сестры я купила новую кровать, и стол, обустроила «игрушечный» уголок. Органам опеки понравилось. Для себя оставила старый скрипучий диван. Несмотря на свою потрёпанность, квартира дышала чистотой. Я не могла привести ребёнка в грязную халупу. Малышка молча осматривала наш новый дом. Я закусила губу, вспоминая семейный особняк в Париже и коттедж в Москве. Сестренка не успела пожить во Франции, родилась здесь, в России. Но родовое гнездо было ничуть не хуже французского поместья, поэтому роскошное жилье ей было знакомо.

Злата внимательно осмотрела квартиру и повернулась ко мне.

— Зато наше! И мы вместе! — ее личико озарила улыбка и я прижала сестру к себе. Спасибо, Господи, теперь все наладится.

Глава 3

Сестренку я пристроила в сад. Пришлось вынуть несколько красненьких купюр из заначки, которая осталась от продажи украшений. Спасибо маме, она открыла банковскую ячейку на мое имя. В день моего восемнадцатилетия, на пороге детского дома, в котором я коротала последние два года, появился солидный мужчина. Представился помощником нотариуса, в производстве которого находились наследственные дела моих родителей. Он передал мне конверт, плотно запечатанный и расписанный ручкой в местах склейки. Когда из его уст вылетело слово «мама», на глаза навернулись слёзы и сердце больно защемило. Идти мне было некуда и я забилась в угол одного из самых дешевых кафе, чтобы прочитать письмо.