На двери салона весела табличка «закрыто», действительно, для оказания подобных услуг рановато. Буквально ворвалась внутрь здания, мысленно перебирая варианты оправданий своего поведения. Замёрзла в машине? Срочно нужно в уборную? Работает эвакуатор?

Но все мысли разом вылетели из головы, когда в широком холе на меня уставились два десятка пар глаз. И лишь две из них мне знакомы: серые с мягким зеленоватым намеком — Таро и карие — Давида.

И ни одной пары женских глаз, Адель! Ни одной!

Я сдулась. Под пытливыми, тяжёлыми, заинтересованными, встревоженными, насмешливыми, равнодушными, торжествующими, осторожными и алчными взглядами.

Все присутствующие — серьёзные взрослые люди, с густой тягучей энергетикой. Повстречай бы я хоть одного из них на улице, интуитивно обошла бы стороной. Только я среди них — мелкая сошка. Ощущение такое, будто очутилась одна в лесу и наткнулась на стаю голодных волков. Поджилочки-то затряслись. А как уверенно шла…

Похоже, у него на самом деле «деловая встреча» и я тут со своими дурацкими думами. Сказано же тебе было, сиди и жди, женщина.

Ох, мамочки.

Виновато взглянула на Таро, метающего молнии, и съежилась до размера наночастицы. В холе сохраняется гробовое молчание, все с хищным интересом наблюдают за мной.

— Простите, кажется, я ошиблась дверью…, - пискнула не своим голосом, разворачиваясь на ватных ногах, чтобы удрать.

— Погоди, девочка. В сторонке постой пока. Сейчас мы разберёмся кому сие заведение принадлежит и на работку тебя устроим, — процедил сквозь зубы один из мужчин, плотоядно шаря по мне взглядом.

— А что решать? — взревел Давид. — Сказано же — мое!

— Предлагаю попилить поровну, — хрипит низенький мужичок с тощим морщинистым лицом, прокручивая в кольце пальцев металлическую зажигалку.

— Васек, ты дебил? — на первый взгляд, как бы спрашивает, но на самом деле утверждает тот, что по правую руку от Васька.

— Сам дебил! — огрызается. — Хочешь, чтобы мы друг другу здесь глотки перегрызли?!

— Таро, твоё слово, — грудной прокуренный баритон прогрохотал где-то за моей спиной. Понимаю, что путь к моей свободе загородил этот, пропахший сигаретами, шкаф. Умоляющим взглядом гляжу на Тариэла, но тот делает вид, что не замечает моего присутствия.

— Справедливо отдать салон Тагиру, в счёт уплаты за инвалидность брата.

— Ты спятил?! Он и так, как сыр в масле катается! Самый жирный кусок оттяпал! Хочешь ещё и бордели ему отдать? — не унимается Давид. Среди всех присутствующих, он кажется самым взбешённым.

— А ну завали хлебало, — рычит черноволосый мужчина, предположительно Тагир, выхватывая из-за спины пистолет.

Комнату заполнил лязг металла — каждый из присутствующих мужчин, оказался вооружён. Меня обняли ледяные щупы страха, приводя в оцепенение. Стою ни жива ни мертва.

— Знаете что, да ну нахер ваши бордели и весь этот напряг, — отмирает взбитый мужчина на вид лет пятидесяти и подходит ко мне, — идём, красавица, мне надо расслабиться.

Я таращу на него округлённые глаза, ошарашенная предложением.

— Руки от неё убрал, Русый, — подал голос Тариэл. О, хвала Всевышнему, он меня все-таки видит! А то уже стала сомневаться в своей материальности.

Все, как один повернули головы в его сторону.

— А-а-а, так это та краля, о которой гудят все кому не лень, — мерзопакостно протянул Васек и у остальных опасно заблестели глаза.

Как. Они. Обо мне. Узнали!

Тариэл, казалось, увеличился в размерах.

— Я тебе сейчас язык вырву вместе с позвоночником, — предупреждает Таро, обводя суровым взглядом каждого из присутствующих.

Щелчок затвора пистолета возвращает всеобщее внимание Давиду. Я перевожу взгляд на лучшего друга Таро и сердце останавливается, не желая больше толкать кровь.

Давид нацелил на него огнестрельное, взгляд лихорадочно блестит, палец поглаживает курок.

— Брат, ты чего…

— Прости, Таро. Ты стал слабеть. Ищешь справедливости там, где ее нет. Ещё баба эта сбивает тебя с верного настроя…, - он мельком оглядывает меня презрительным взглядом, — но не переживай, я о ней позабочусь.

Выстрел заглушает верещащие мысли в голове. На моих глазах пуля входит в грудь любимого, выпуская бордовую струю крови. Он падает на пол, начинает задыхаться.

Я подскакиваю к нему, пытаюсь зажать рану, из которой бурным потоком течёт кровь.

— Нет-нет, пожалуйста, — шепчу, сглатывая слёзы. — Помогите кто-нибудь, он умирает! Родненький, любимый, пожалуйста, не бросай меня, — отдираю кусок от своей рубашки, закрывая рану. Ткань моментально багровеет. — Я люблю тебя, слышишь? Люблю! Не умирай, прошу… не оставляй меня одну…, - он смотрит на меня полузакрытыми глазами, держится на краю сознания, из горла вырываются сдавленные хрипы. — Все будет хорошо! — слёзы градам капают ему на грудь, глажу его по щетинистой щеке, всем сердцем желая, чтобы все происходящее оказалось дурным сном.