Шрифт:
– Я согласен! – сорвалось с языка Джорджа. Этот день для него был особенно счастливым. Он смог уволиться с работы громко, хлопнув дверью, зарядив на прощание усатому толстопузу черпаком в лоб.
Так Эванс приобщился к процессу самогоноварения. И надо сказать приобщился он с радостью. Он быстро почувствовал себя человеком, даже исключительным человеком – при деньгах; обзавелся оружием – купил здоровенный револьвер и всегда носил его с собой. Стрелять Эванс не умел, но это его не смущало – с оружием ему было спокойнее. А бизнес шел в гору, доходы росли.
Но однажды случилось то, чего до смерти боялся Эванс и о чем не принято было говорить с Брайном – в цех нагрянули агенты ФБР. Все случилось на заброшенном ранчо, подвал которого был оборудован дистилляторами, а в этом подвале был еще и небольшой секретный погребок, где Эванс и Брайн устроили себе нечто вроде кабинета с простой неструганной мебелью. Стол с керосиновой лампой, два стула и тайник в стене, где хранились деньги и бухгалтерская книга. Бухгалтерскими делами ведал Джордж. Вот и в тот день он сидел долго за книгой сводил счеты, а Брайн распоряжался погрузкой товара наверху. Эванс слышал, крики Чарльза на рабочих, нецензурную брань грузчиков, звуки тяжелых шагов, как вдруг сверху донеслось:
– Всем лежать! Руки на затылок!
– Лежать, я сказал!
– В доме еще кто-нибудь есть?!
Судя по шагам, федералов было человек десять не меньше. Эванс тихо загасил лампу, но лучи сквозь большие зазоры в половицах проникали к нему в подвал. А он смотрел наверх, не шевелясь, совершенно забыв про свой револьвер и думал: «Только бы они меня не сдали…»
– Обыщите здесь все! – скомандовал старший агент. – Выводи всех по одному!
Федералы устроили погром уничтожая все запасы товара и на голову Джорджа полился самогон сначала тоненькой струйкой, а потом целым потоком. Джордж хотел встать, но предательский скрип половиц заставил сидеть смирно под спиртовыми процедурами. Когда же все стихло он с револьвером в руке тихонечко приоткрыл люк, осмотрелся и вылез. Он был весь проспиртован насквозь и при этом абсолютно трезв. Как замечательно – думал он – замечательно, что меня не нашли! Спасибо, Чарли, я в долгу не останусь!
А Брайн тем временем ходил по тесной клетке в полицейском управлении; ходил, ждал, и надеялся на того, кто остался на свободе. Но с каждой минутой его надежда неумолимо таяла как весенний снег под лучами солнца. Он мерил шагами диагонали камеры и спрашивал себя, что может сделать Эванс для него сейчас; и как бы он поступил на месте Эванса. Измотав себя ходьбой и еще более вопросами, на которые он не находил ответа, Брайн лег в одежде на жесткую койку, рваные пружины которой незамедлительно впились ему в спину через шерстяную ткань пиджака и ему пришлось сесть, облокотившись на стену, расстегнуть ворот рубашки, ослабить галстук и закрыть глаза. Он тут же представил себе Джорджа, который спокойно берет деньги из тайника и уходит с ранчо глубоким вечером в неизвестном направлении. Хотя… почему в неизвестном? Очень даже известном! Наверняка он перепрячет деньги и заляжет на дно где-то на южной окраине Чикаго, а потом… Потом найдет себе более подходящее место для жизни, и продолжит заниматься бизнесом уже без партнера и будет получать неплохой доход. А про меня он, конечно же забудет. Но ничего… выйду на свободу и напомню ему…
– Эй ты! – крикнул охранник, когда Брайн уже стал засыпать. – Встать! На выход!
Какие-то бесконечные коридоры с одинаковыми камерами, где-то уже спали, а если и бодрствовали, то почему-то с любопытством таращились на Брайна, как на диковинного зверя и в нем это только распаляло гнев.
Обстановка в кабинете, куда его привели была более чем скромной. Стол с одним жестким креслом и табурет. На кресле сидел молодой полицейский с невинно – детским лицом; старший – с бульдожьей мордой – стоял возле стола, засунув руки в карманы брюк и раскачиваясь испытующе буравил взглядом арестанта. Этот старший был упитанным типом с круглой физиономией, действительно похожей на морду бульдога, маленькими усами и усталым взглядом – этакий типичный служака. Оба были в штатском.
Брайн развалился на табуретке, облокотившись на стену и закинул ногу на ногу.
– Ну, мистер Брайн, – начал старший, – самое время рассказать где находятся остальные склады.
– И назвать посредников! – подхватил младший, ерзая на стуле. – В ваших же интересах рассказать нам всю правду.
– Правду хотите? Вот она, правда: да, я действительно делал спирт, делал для себя. Я это признаю. Сам варил сам и пил. – Брайн говорил медленно и при этом невозмутимо разглядывал свои ногти.
– Шестьдесят бочек, не считая мелкой тары – это все для себя?!
– А я люблю повеселиться… Самогон у меня хороший, а все хорошее так быстро заканчивается…
– Тебя сдали! – крикнул старший. – Свои же сдали!
– Жалость-то какая! – вздохнул Брайн.
– Отпираться бесполезно! – пискнул младший.
– Знаешь сколько тебе светит?!
– Это знает только судья! – парировал Брайн.
Тут старший потерял всякое терпение: он нагнулся к самому лицу Брайна и тихо проговорил:
– Тебе светит приличный срок, ублюдок, и я уж постараюсь, чтобы каждый день этого срока был для тебя сущим адом.
– Вообще-то я бы сейчас поужинал… – спокойно отозвался Брайн. – Имею право.
– Обойдешься! – рявкнул старший.
– Завтрак будет только утром. – вставил молодой
– Рассказывай, кому продавал… меня интересуют крупные покупатели… – старший понемногу успокаивался, видимо надеялся, что задержанный измотавшись, рано или поздно станет более сговорчивым.
А Брайн сложил на коленях руки в замок, повертел большими пальцами и выдал: