Пока дон Диего окончательно усмирял свирепого жеребца, спасенный от верной гибели наездник шатким шагом ввалился в таверну и рухнул на стул, подставленный ему участливой Розиной. Его молодое, покрытое ссадинами лицо выражало столь глубокое безразличие ко всему происходящему, что даже когда дон Росендо угнездил в его ладони стаканчик виски, человек машинально влил в себя живительную влагу и вновь тупо уставился в дверной проем. Пока наездник пил, дон Росендо успел обратить внимание на его одежду: сквозь густой слой пыли искрами поблескивало золотое шитье, торчащие из-под куртки ножны были густо осыпаны мелкими игольчатыми самоцветами, а когда ладонь юноши невзначай мазнула по потной щеке, на среднем пальце глубокими гранями заиграл невиданных размеров рубин, окруженный золотой раковинкой перстня.

– Вырастили дьявола на мою голову, – сквозь зубы процедил он, когда виски вновь заплескалось о стенки стаканчика.

– Если я правильно понял, это ваша лошадь? – осторожно поинтересовался дон Росендо.

– Да, этот чертов жеребец из моего табуна, – пробормотал молодой человек, не поворачивая головы, – но теперь я готов уступить его этому молодчику…

– Местный обычай? – живо перебил дон Росендо, продолжая наблюдать за тем, как дон Диего укрощает строптивого жеребца. Правда, конь уже не брыкался, не вскидывал крупом, но все еще храпел, косил на всадника кровавые белки и выгибал шею, норовя схватить его зубами за колено. Впрочем, это делалось уже как бы для виду: и публика, и наездник, да и сам жеребец понимали, что человек выиграл этот поединок.

– Как вы сказали, сеньор: местный обычай? – переспросил молодой человек. – Вы что, не здешний?

– Я недавно прибыл в эти места, – сказал дон Росендо. – Меня зовут Росендо Вудсворт, я племянник покойного дона Лусеро…

– А, так это вы и есть? – оживился молодой человек, сразу утратив интерес к происходящему на площади. – В таком случае позвольте представиться: Рафаэль Уриарте!

– Вы, случайно, не родственник дона Манеко Уриарте? – тут же поинтересовался дон Росендо, пожимая протянутую ему руку.

– Так вы уже успели познакомиться с моим дядюшкой? – почему-то нахмурился дон Рафаэль. – И как же это случилось?

Дон Росендо начал рассказывать, намереваясь, впрочем, обойти молчанием сцену поединка, но едва его рассказ достиг этого места, как по щиту перед дверью таверны застучали конские подковы и над плечом дона Рафаэля возникла вспененная морда жеребца с широко раздутыми ноздрями.

– Все, Рафаэль, получай своего дьявола! – воскликнул дон Диего, соскакивая на скрипучие доски и протягивая молодому человеку обрывок уздечки. – А если ты еще не подобрал ему подходящего имени, то я бы посоветовал тебе назвать его Торнадо!

– Ты его объездил, ты дал ему имя, – произнес дон Рафаэль, поднимаясь с места и отводя от себя обрывок узды, – считай, что он твой!

– О, это слишком великодушно с твоей стороны! – запротестовал дон Диего. – Поставь нам с доном Росендо бутылочку хорошего виски, и довольно!

– Я не могу сесть на коня, который видел меня под своими копытами! – твердо сказал дон Рафаэль. – Он этого никогда не забудет и потому в душе будет всегда считать себя моим хозяином, а не наоборот…

– Ты преувеличиваешь… – попытался успокоить его дон Диего.

– Не перебивай! – строго оборвал дон Рафаэль. – Представь себе на месте этого коня какую-нибудь строптивую прелестницу: я добиваюсь ее благосклонности, пою серенады, осыпаю ее подарками, цветами, а ты ночью пробираешься к ней в спальню, а потом выводишь ее на балкон и говоришь: возьми ее, Рафаэль, она твоя!.. – И молодой человек звонко расхохотался, хлопнув дона Диего по плечу.

Не прошло и четверти часа, как все трое сидели за столиком вокруг бутылочки виски, а Торнадо – кличка эта как-то сразу приклеилась к жеребцу – стоял на заднем дворе таверны в восторженном, но отдаленном окружении зевак и лошадиных барышников. Время от времени кто-то из этих почтенных сеньоров неслышно возникал за спиной дона Диего и, склонившись к его уху, чуть слышно произносил одно-единственное слово: сколько? Но тот даже не оборачивался на этот шепот, а когда один из барышников стал проявлять нетерпение, переходящее в назойливость, дон Диего мгновенным движением схватил его за лацканы куртки и, притянув к себе, внятно произнес в самое ухо наглеца:

– Запомни сам и передай своим компаньонам: эта лошадь не про них! А если же кто-то из зависти или подлости попытается ее испортить, то пусть заранее сходит к падре Иларио на исповедь и получит отпущение грехов, дабы не предстать пред Господом во всей своей мерзости! Понял?..

– П-понял! – придушенно пробормотал незадачливый лошадник, безуспешно пытаясь высвободиться из стальных пальцев. В конце концов дон Диего разжал ладонь, барышник с трудом встал на ноги, перекрестился и, потирая помятую шею, затерялся среди публики, собравшейся в таверне на время подготовки площади к главной части представления: корриде. Отовсюду до ушей дона Росендо долетали обрывки разговоров, из которых он понял, что все как будто уже забыли о родео и его победителе и теперь говорили исключительно о быках, свирепо бьющих рогами и копытами в стенки примыкающих к площади загонов.

К этому времени дона Росендо начало изрядно беспокоить отсутствие сестры. Прежде чем присоединиться к дону Диего и Рафаэлю, молодой человек пробрался на заставленный телегами и тарантасами пустырь за таверной, где буквально нос к носу столкнулся с Остином, тоже высматривавшим легкую двухколесную коляску Касильды, запряженную парой жилистых неутомимых мулов мышиной масти.

– Где тебя носило? – рассеянно спросил дон Росендо, вглядываясь в дорогу, по которой должна была приехать сестра.