Рынок замер, напряженно вслушиваясь в тишину. От стен исходит давящий гул. Вибрация от пола пронизывает тело, словно электрический ток. Все напряжены и недоуменно переглядываются между собой. В их лицах, измученных немыслимой пыткой, немой вопрос: кто способен на такое чудовищное истязание? Вдруг из подвала доносится душераздирающий мужской крик... Он стоит на коленях посередине темного и грязного туалета. Его тело сотрясает истерика. Он поднимает голову. В мигающем свете люминесцентной лампы его лицо выглядит зловеще. Из перекошенного судорогой рта вновь вырывается вопль – дикий, истошный, надрывающий связки... Его жизнь в одночасье превратилась в кромешный ад. А ведь еще вчера он был абсолютно счастлив. Простой туалетный уборщик, прозванный не из чувства любви Сортирщиком, самозабвенно созидал свой собственный мир – мир, в котором теперь вынуждены жить все остальные.
Что мне до того – было б мне хорошо.
Русская народная поговорка
Глава 1
Телефонный звонок звучал пронзительно. Отрывистые, посвистывающие звуки монофонической мелодии отражались от пластиковых стенок туалетной кабинки и отзывались гулким эхом где-то далеко за ее пределами. На гладкой крышке унитаза плясал от вибрации сотовый телефон давно устаревшей кнопочной модели, так и норовя свалиться на кафельный пол.
Откуда-то из-за сливного бачка появилась перепачканная рука, схватила телефон и быстро скрылась с ним обратно.
– Алло, – глухо прозвучал мужской голос.
– Алло, это Станислав? Станислав Недоумченко? – отозвался другой голос через громкую связь телефона.
– Недоученко, – обидчиво поправил первый голос.
– Да плевать, – грубо перебил голос из телефона. – Время – деньги. Мы уже на подъезде. Где вы там?
– А кто это?
– «Курорттрансавто».
– Уже? А я… э… а я тоже. Щас покажусь.
Связь оборвалась. Из-за унитаза вылез взрослый мужчина, наспех отряхнулся и торопливо пошел мимо вереницы блестящих писсуаров по одну сторону и белых пластиковых кабинок по другую. Белоснежный кафель на стенах и полу искрился в ярком свете люминесцентных ламп.
– Мам, я работать, – на ходу бросил он престарелой женщине, сидевшей в небольшом тамбуре за пластиковым столом.
Та встрепенулась и проводила его ничего не понимающими, сонными глазами.
– Работай, работай, Стасушка, работай, сыночек. Бог карпел – и нам велел, – зевая, прошамкала ему вслед старуха и снова клюнула длинным носом.
Мужчина, которого звали Стасом, вышел за дверь и направился было в сторону широкой лестницы слева, но, будто одумавшись, быстро развернулся и поспешил в противоположном направлении – к зияющему непроглядной тьмой проему в стене. Над дверью, откуда он вышел, висела синяя табличка с надписью серебристыми буквами:
«Общественный туалет
Время работы: с 9 до 20 ежедневно».
Подвал был мрачен. Как всегда, в нем не горела ни одна лампочка. Их попросту там не было, в чем угадывалась рука какого-то мелочного воришки. Лишь откуда-то издалека, из самого конца прямого, широкого прохода, пробивался тусклый свет от одной-единственной лампы, уцелевшей только благодаря намертво прикрученному сетчатому металлическому плафону. Ориентируясь на желтое пятно света и ежась от пронизывающего сквозняка, Стас уверенно шел по неровной и выщербленной бетонной стяжке, как будто знал здесь каждую трещинку. По обе стороны от него тянулись металлические решетки, за которыми находились складские и технические помещения. Из одних веяло сыростью и гнилыми овощами, из других – ароматическими отдушками бытовой химии, а из некоторых ничем не веяло… Впрочем, это необыкновенное место, где будут разворачиваться все последующие невероятные события, заслуживает того, чтобы познакомиться с ним чуть ближе.
Центральный Горноморский продовольственно-вещевой рынок, за которым в народе закрепилось название «Сухогруз», был тем прекрасным образцом архитектуры второй половины двадцатого столетия, что до сих пор радует глаз и остается функциональным настолько, что его совершенно не требуется каким-либо образом модернизировать, перестраивать или, упаси боже, разрушать и строить взамен что-то новое, зачастую уродливое, никчемное и ненадежное.
В дневное время внутри было светло за счет стеклянной куполообразной крыши, когда-то абсолютно прозрачной, но со временем покрывшейся крапинами – это постарались чайки, – и теперь тени от них усыпали все поверхности причудливым горохом. К вечеру на рынке включалось яркое электрическое освещение, равномерно освещающее длинный и широкий проход, в центре которого звонко шумел серебряноструйный фонтан. По обе стороны прохода вплотную друг к другу располагались торговые павильоны. Собственно, это единственное новшество, коснувшееся рынка – раньше на их месте были открытые прилавки, ныне обособленные пластиковыми и стеклянными перегородками.
На «Сухогрузе» царила особенная атмосфера. Здесь запросто соседствовали женское нижнее белье с автозапчастями, хозтовары с бакалеей, косметика с овощами и фруктами, а многочисленные и самые разнообразные закусочные чередовались с бутиками, товарами для курортников, галантерейными, сувенирными и книжными лавками – в общем, Южный базар.
Глава 2
Стас миновал освещенный тамбур и через скрипучую дверь в железных воротах вышел на задний двор рынка, щурясь от дневного света после темного подвала. Одет он был легко, совсем не по сезону: в голубую с белым клетчатую рубашку с коротким рукавом и обрезанные по колено, старые, заношенные джинсы, правда, на ногах были надеты высокие черные кроссовки. Налетевший порыв ветра, пронизывающий до самых костей, растрепал его прямые рыжие волосы, остриженные только спереди и скрывающие шею и оттопыренные уши. Стас зябко поежился от холода и потер гусиную кожу на щуплых руках.
К бетонному пандусу медленно подруливал грузовик транспортной компании, извергая клубы выхлопных газов и мигая задними габаритными огнями. Он маневрировал между мусорными контейнерами и сваленными в кучу у кирпичной стены ящиками с остатками гнилых овощей и фруктов – то ли помидоров, то ли яблок, понять это было невозможно. Под ящиками скопилась приличная лужа темно-бурого цвета, от которой исходил сладковато-приторный запах гниения. Крепко сбитый молодой мужчина в синем комбинезоне, стоя одной ногой в луже и морщась от неприятного запаха, руководил парковкой.
Он размахивал рукой и зычно басил, обращаясь к водителю:
– Давай-давай, сдай еще… Еще немного… Левее… Еще… Стоп-стопэ, глуши.
Стас подошел к парню и заискивающе заговорил:
– Здрасьте. А вот и вы. А-то я все утро ходю тут, выглядываю вас, все жду, как приедете…
– Это сидя на унитазе, «как» ждут, – бросил тот в ответ, торопливо отстегивая застежки на брезентовом тенте, – а у нас график! Ясно? Сказано, в восемь – значит, в восемь. Что тут ходить выглядывать?
Грузчик отстегнул последний хлястик и откинул задний полог тента на крышу. Внутри кузова, помимо нескольких коробок и ящиков, стояла прямоугольная заводская упаковка, размером полметра на метр – грубая коричневая бумага топорщилась из-под вкривь и вкось сбитых необработанных досок.