– А может, они его к стенке поставят, ведь он тебя из тела выгнал.

– Ничего ему не сделают. Это у нас называется здоровой конкурентной борьбой, неотъемлемым правом свободной личности. Но, правда, до определенных пределов: те тридцать первых – это высший круг. Они вне конкуренции. Но ты их не увидишь, они тут не живут. Здешний климат им не нравится. Здесь дела ведут такие как я.

– А что же они тебе не помогли, когда я сбежал? Почему еще одну душу не подсунули?

– Крест они на мне поставили, вот почему. Мне ведь, честно говоря, давно вся эта подлость надоела. Я буянить, гулять начал. Они меня временно от дел устранили, но не унимался я. Тогда они и совсем на меня рукой махнули, помогли, правда, в последний раз: тебя нашли и ко мне прислали. Я тогда уже в нищете сидел, а в старые времена, еще при царе, а потом при коммунистах одним из первых здесь был. Столько новых тел и душ им поставил!

– Меня последнего обманул?

– Да! Но прощения у тебя не прошу, знаю, такое не прощают. Ну вот, кажется, и все. Помираю я. Так твою тайну и не довелось узнать, – голос рогатой тени стал совсем тихим.

Она вновь прилегла на ковер, подложила под голову тонкие лапки, словно готовясь ко сну.

– Еще, здоровяк, скажу тебе: родных твоих специально убили. Ты с самого начала на крючке был. Через Кедранюка действовали. Он не наш, но в системе. Танька по указке Кедранюка с тобой спала, чтобы тебя в тот вечер дома не было, чтобы убить без помех, чтобы виноватым ты себя считал. Если человеком опять станешь, Таньку не трогай, не виноватая она.

– Возьми у меня силу! – вдруг проговорила душа.

– Оставь, надоело, – в последний раз вздохнула рогатая тень, сжалась и, как маленький комок болотного тумана, попавший под прямой луч солнца, растаяла без следа.

Стукнула входная дверь. В комнату ворвался Громов, точнее тело Громова, управляемое крошечной душой Коти. Пальто на нем было распахнуто, шарф сполз на бок, шапка вообще пропала. Под глазом Громова виднелся большой синяк, на лбу сидела огромная шишка, под носом запеклась кровь.

– Не смог я этого пса замочить, – проскрежетал он, – сильный, как носорог. Сам меня чуть не укокошил. Но ничего, Макар, я тебе отомщу, я тебе припомню!

Он смачно сплюнул на пол.

– Но ты не думай, что от меня во время сна сбежишь, – обращаясь к душе, произнес он, – я без сна долго могу. Сегодня вечером в Москву поедем, мосты с нужными людьми наводить. Слушай, а куда эта падаль делась, которую я из своего тела выкинул? Неужели померла?

– Померла, – подтвердила душа.

– Вот видишь, как мы вовремя: еще чуть-чуть и он околел бы прямо в теле, а тело околело вместе с ним. Слушай, у тебя тут заначка какая-нибудь осталась? Билет на поезд купить надо.

У маленькой тени, захватившей чужое тело, не было никаких не то что продуманных, но даже и туманных планов в отношении Москвы и упомянутых ею «нужных людей». Тень надеялась на фарт и удачу.

Вечер этого дня застал Громова лежащим на верхней полке в купе пассажирского поезда. Подложив руки под голову, он сосредоточенно глядел в потолок и спать не собирался. Нижние полки купе занимала молодая семья: спортивный мужчина и его супруга – хрупкая брюнетка с азиатскими глазами. Стараясь не мешать своему соседу, они о чем-то тихо переговаривались между собой, но скоро улеглись и уснули. Вторая верхняя полка была пуста, точнее, за неимением пассажира на ней растянулась душа. Она вслушивалась в стук колес, всматривалась в проносящиеся за окном редкие огни и старалась не думать о будущем.

Но вот оно утро, и вот она Москва. Сойдя с поезда, Громов замешкался. В привокзальной давке кто-то чувствительно толкнул его, носильщик, требуя дорогу, зацепил тяжелой тележкой. И тут, вместо того, чтобы идти к ближайшему метро, экономя и без того небольшую сумму имеющихся у него наличных, он вдруг решил «показать» этой Москве и проехаться с шиком на такси. Встав на обочину, он поднял руку. Тут же около него остановилась машина. Щелкнув дверцей, он опустился на переднее сиденье.

– В центр, – важно произнес он и, взглянув на таксиста, удивился. – Ой, девка! Ты что, таксуешь?

– Таксую, – коротко ответила она и, лихо развернув автомобиль, понеслась по широкой, ярко освещенной улице.

Уже представляя себя хозяином жизни, он с пренебрежением начал рассматривать таксистку. На ней была короткая куртка, кожаные брюки, черные сапожки на шпильках, половину лица закрывали огромные антибликовые очки.

– Тебя как звать? – нагло спросил пассажир.

Она не ответила.

– Слушай, твоя мордашка мне знакома, – приглядываясь к ней, вдруг заметил Громов.

Он полез к ней с явным намерением сорвать с ее лица очки. Но в это мгновение за спиной послышался глухой шорох, чья-то сильная рука обхватила его сзади за шею, а в затылок уперлось дуло пистолета.

– Сиди спокойно, – зашипел в ухо мужской голос, – не то мозгами стекло забрызгаешь.

Таксистка засмеялась, не спеша стянула с себя очки и, не отрывая взгляда от дороги, спросила:

– Узнал?

Это была ночная соседка по купе. На заднем сиденье расположился ее супруг – спортсмен. Они долго петляли по улицам, пока не вырвались из города на широкую автостраду. Минут через двадцать, сбросив скорость, женщина свернула на дорогу, уходящую вглубь леса. Из-за заснеженных кустов появилась табличка с надписью «Частная собственность, въезд запрещен», ниже тот же текст повторялся на английском языке. Проигнорировав предупреждение, поехали дальше. Показались железные ворота, перегораживающие дорогу. Таксистка притормозила, опустив боковое стекло, сказала что-то охранникам. Они быстро открыли ворота, пропуская машину. Еще минут десять ехали по заснеженному молчаливому лесу, пока не добрались до большого двухэтажного дома, стоящего среди огромных сосен и лип.