– Хорошо, – нечеловеческая усталость поглотила всё. На уловки не остаётся ни сил, ни желания. Да я никогда и не брезговал быть откровенным. – Только ответь мне сначала на один вопрос. Ты знаешь, чего я от тебя хочу?

– Знаю, – глухо выдыхает она.

Уточнять нет необходимости – презрительный взгляд припечатывает хлеще пощёчины. И чувство сразу такое, будто меж рёбер засадили калёное жало. Вот зачем она снова задирает нос? Мы в своих желаниях близки.

– Вот и отлично. Ты очень соблазнительная строптивая девочка, – мгновение наслаждаюсь видом порозовевших ушей. Вот она, обратная сторона прямоты, всё её требуют, но мало кто в итоге переносит. – И те два раза в лифте... Тебе же тоже хотелось большего? Хотелось. Это сложно скрыть. Так зачем ерошишь колючки, красавица?

Полина нервно сглатывает, смотрит такими огромными глазищами, что за ними меркнут и острая грудь под топом, и манящие ножки. Слишком чистенькая, чтобы обижать её лицемерием, хотя не спорю, так было бы проще.

– А ты почему мне прохода не даёшь? – с неожиданной мягкостью спрашивает она. – Почему задираешь, вместо того чтобы прикинуться хорошим? Ты ведь наверняка прекрасно знаешь, как понравиться девушке.

– Знаю, – усмехаюсь отстранённо. – Просто хочу доказать тебе, что люди либо нравятся друг другу, либо нет. Вся эта мишура вроде грызни или комплиментов ничего не меняет.

– Почему именно мне?

Нервно веду плечом, потому что все мои железобетонные аргументы вдруг кажутся смешными. Она и всё. А вот почему?.. Однозначного ответа нет.

– Тут дело принципа, – отмахиваюсь уклончиво. – Ничего личного.

– Вот и у меня принципы.

Её терпеливая улыбка вколачивает ещё один штырь в остатки моего терпения. Сколько можно выбивать почву у меня из-под ног?

– Это какие? – насмешливо вскидываю бровь. – Попытка выдать себя за монашку? Так я тебя разочарую, ты очень даже горячая штучка.

– Мне безразлично, какой я выгляжу в твоих глазах: монашкой или доступной, – её губы всё же смущённо поджимаются, накрывая меня волной удовлетворения. – Важно другое.

– И что же? – заинтересованно подаюсь вперёд.

– Чтобы оказаться в одной постели, между людьми сначала должны возникнуть чувства.

Я громко и от души смеюсь, но тут же осекаюсь, морщась от боли в мышцах пресса.

– Чудо, ты сказок, что ли, перечитала? Людям не нужны чувства, чтобы слетать на седьмое небо. И делать это на постели тоже не принципиально.

– Ну хорошо. Допустим, слетаем мы на то небо, а что потом?

Вот что она заладила? Чего добивается, не пойму? Долбит в и без того кипящий мозг как дятел.

– Потом можно повторить, если захочется, – отрезаю сухо.

Тут же мысленно обзываю себя придурком, но раз уж мы начали без прикрас, то резко объявить себя романтиком и шокировать этим далеко не глупую девчонку пользы будет не больше.

– Так зачем ты меня позвал? – Полина устало обнимает себя за плечи, всем своим видом показывая безнадёжность нашего разговора. – Я обещала родителям, что выбегу ненадолго.

Лучшее, что я могу сейчас сделать, чтобы не изменять себе – остаться эгоистом и показать ей истинную суть вещей. Мы похожи. И заводимся от одного и того же.

Молча тянусь за пультом от плазмы, но боль в пояснице вышибает из меня матерный стон.

Да ёбтвою! Весь кайф насмарку.

– Кир, тебе плохо? – вот Поля опасливо жалась у противоположной стены, а вот уже прохладные пальцы взволнованно стирают проступившую на моём лбу испарину.

Коварное требование чтобы она сняла с себя часть одежды под музыку, застревает в горле угольком. Я почти чувствую, как тот выжигает во мне дыры, и всё, что секунду назад казалось важным, кислотой просачивается в грудную клетку.

Нет, мне не было плохо, но сейчас вдруг стало.

– Мышцу потянул, – невысказанное задание царапает нёбо песком. Мне так хочется ещё немного удержать нежность тонких пальцев на своих веках, участие в торопливом шёпоте. Содрогнуться. Застыть. Впитать непривычную ласку, которую не заслужил, и заботу, в которой никогда не нуждался.

Это фиаско, братан. Уж лучше не пропускать ни одной юбки, чем начать так убиваться по одной-единственной.

– Давай я помассирую? Легче станет.

Не станет. Нет никакой нужды навязывать мне ванильную чушь. Я с детства сам себе и нянька, и клоун. И давно научился обходиться без телячьих нежностей. Просто женского тела хватает за глаза, вот его в этом месяце затяжной дефицит. Удивляюсь, как штаны до сих пор не дымятся.

Другое дело бросить вызов. Это хотя бы привычно и не пугает до зуда под рёбрами.

– Давай, раз предлагаешь, – резко расслабляюсь, укладываясь на спину и издевательски смотрю в участливые глаза. – Трусы с меня сама снимешь?

За новой вспышкой боли теряюсь в реальности, а когда одупляюсь, то уже лежу носом в кожаной обивке, с заломленной за спину рукой.

– Какой же ты скот, Лисицин, – цедит Полина мне на ухо сквозь сжатые зубы.

Я сосредотачиваюсь на гибком теле, оседлавшем мои ягодицы. Жду очередную словесную оплеуху, готовлю контратаку. И вдруг... трещащие от напряжения мозги за миг перемалывает в кисель.