– Лисицин, стой! Лисици-и-ин! – писклявый голос Полиной подружки противно режет уши. Этой-то от меня чего нужно? – Да остановись ты! Имей совесть.

Совесть, по правде говоря, вряд ли относится к числу моих добродетелей, но я всё-таки оборачиваюсь. Вдруг дело действительно стоящее. Послать всегда успеется.

– Лисицин, ты форменная скотина!

Да неужели?

Прозрела. Подвинься-ка, папаня, в рядах оппозиции прибыло.

– Допустим. Не вижу проблемы, – нетерпеливо шаркаю ногой.

– Да что ты вообще за блеском своей короны видишь? Урод! – от скоростного галопа через весь коридор её дыхание вырывается чуть ли не через уши, отчего заявление звучит сипло, почти жалко.

– Театральный на другом конце города. Либо рожай уже, либо не задерживай.

– Полина! – гневно тычет она мне пальцем в грудь. Моя нога резко застывает. – Опустил её ниже плинтуса. Доволен?

Ладно, заинтересовала.

– Больше конкретики.

– Неужели из-за какой-то тупой железяки непременно нужно было доводить до ручки?

Девица смотрит на меня с такой яростью, будто руки к горлу примеряет и я чувствую болезненное родство с её эмоциями. Нормально объяснять её учили – нет?

– Что с ней? – встряхиваю девчонку, теряя терпение.

– С ума сошла. Девственность ищет кому б продать, чтобы с тобой, скотина, рассчитаться.

Если я делал ставку на невинную истерику после утреннего инцидента, то эта новость отправила мой мозг в нокаут.

– Где она?

– На лекцию пошла, где ей быть? Минута до звонка.

Да не знаю я, где! Может, уже с мудаком каким озабоченным договорилась, пока я благородного корчу. Утром нужно было брать. Пожалел. Красиво хотел. Чтобы запомнился наш первый раз, понравился. Дурак. И она Идиотка! Найду, драть буду пока вся дурь из головы не вылетит.

– С кем у неё лекция? – стискиваю челюсти, стараясь не обращать внимания на пронзившую грудь тоскливую боль.

– Мат. анализ у них. С Меркуловой. Эй, ты куда? Мы недоговорили, – зато я договорил. Вернее, членораздельное что-то выдать неспособен. Одни маты на языке. – Лисицин!

Отмахиваюсь, припуская на четвёртый этаж. На первой же ступеньке меня настигает звонок. Лекции начались.

Нужный кабинет почему-то заперт и я растерянно осматриваюсь по сторонам. Ну точно же, Меркулову перевели на первый в аудиторию попросторнее.

В коридорах слышно только быстрое эхо моих шагов. Пока бегу, проматываю в уме разговор со Светой и не могу уложить в голове эту новость. Продаться! Она же говорит про Морозову? Господи, это что, шутка?

У двери растерянно медлю и крепче стискиваю телефон, боясь, что тот выскользнет из онемевшей ладони. Злость переполняет доверху, распирает череп, а следом накатывает страх – а вдруг правда? Вдруг показалось и я сам себе придумал взаимность? И ей проще отдаться какому-то хрену с горы, чем довериться мне?

Самый простой вариант – дождаться перемены и всё выяснить пока не стало поздно, но от ярости пальцы дрожат и не попадают по иконкам, в голове виснет противный звон. Не отвечает.

Силой выволоку. Выкраду. Никому не отдам. Я смотрю на экран, на строчку с лаконичным "Чудо", затем просто распахиваю дверь. Да пошло оно!

– Молодой человек... – очки будто сами собой сползают на преподавательский нос в противоположность бровям, взлетевшим чуть ли не до самой кромки волос. – Что вы себе позволяете?! Надеюсь, вы назовёте вескую причину...

Окончание теряется в возгласе Полины, которая на мою удачу сидит за крайней партой.

Смахнуть тетрадь в рюкзак, вцепиться в тонкую руку выше локтя, сдёрнуть с места – на всё про всё уходит пара секунд.

– Молодой человек, что происходит?!

– Всё в порядке. Семейные обстоятельства, – отрезаю, оттаскивая ошеломлённую девчонку к двери. – Вопрос жизни и смерти. Зависит от того, кто быстрее отъедет – крыша или санитары.

Седовласая мегера что-то верещит мне вслед – не слышу. Полина слишком быстро приходит в себя и без долгих предисловий заряжает мне локтем под рёбра. Дверь за нами закрываю уже ногой, глотая маты. Выходкой больше, выходкой меньше – один чёрт до отцовских ушей долетит. У него везде глаза и связи.

– Девственность, говоришь, мешает? – шиплю на порозовевшее от шока ушко, прижимая Полину к стене. – Я же хотел по-людски: подождать, дотерпеть пока привыкнешь. Не так, как с другими хотел, понимаешь?! Почему с тобой всё так сложно? Почему я при виде тебя вечно туплю, как мальчик?

Не знаю, что в моём лице такого, но она вдруг прижимается лбом к моему плечу. Сладко так прижимается, измученно. И это не поражение – это победа. Её победа. Полная и безоговорочная. Лёгкие стискивает так сильно, что я едва различаю поплывшую картинку. Я не смогу отпустить её сейчас, даже если меня начнут резать живьём.