– Хотел спросить, какого ляда ты лекции срываешь? – ну вот, что и требовалось доказать. – И давно ли мой, мать его, единственный сын грузчиком вкалывает?!

– Доставщиком мебели, – ровно поправляю, пытаясь вычислить, а здесь уже какая сволочь меня сдала.

Да кто угодно мог. Я особо не шифровался.

– Нет, грузчиком, Кир, – он оттягивает галстук задыхаясь. Суровый, собранный, но это внешне. Ручаюсь, на самом деле его сейчас колотит.

– Не воровать же пошёл, – я виновато опускаю голову и тут же злюсь на себя за такую реакцию. Хватит пасовать. Пора научиться гнуть свою линию до победного. – Мне понадобились деньги – я их заработал, – вызывающе выделяю последнее слово – Так в чём проблема, не понял?

– И не поймёшь, похоже.

– Куда мне, – немигающе выдерживаю его взгляд. Родительский контроль привычно душит, вызывая только одно желание: огрызнуться. – Может, меня вообще подбросили?

Скулу обжигает увесистая затрещина. Я прикрываю глаза и смеюсь. Смеюсь, хотя на деле ни черта смешного. Давненько я не видел его в таком состоянии.

И даже не припомню, когда мы в последний раз так обстоятельно говорили. А чтобы обсудить по-мужски, непредвзято – вообще ни разу. Я как рос "безответственным", так им для отца и остался. Смысл что-то доказывать? Вон даже бомж Вася в открытую ржёт.

– Ты таскал на своём горбу мебель моему сисадмину. Умный пацан, который мог бы работать головой! Но зачем, когда в башке одни друзья и бабы...

А то ты знаешь, что у меня в башке.

– Они хотя бы принимают меня любым. Элементарно, что меня туда тянет, – стряхнув родительскую руку с плеча, стучу в окно дежурки. – Я так понимаю, подпись уже не нужна? Нет? Тогда хорошего дня. Меня бабы заждались.

– Всё развлекаешься? – рявкает отец, раздувая ноздри.

– Уж извини, у раздолбая выбор невелик!

– Сбавь обороты, парень, – за каким-то лешим встревает дежурный.

Я смотрю на него с недоумением и думаю этот-то чего из конуры своей вылез? Шёл бы лучше Васю стращал. Нехрен выслуживаться за мой счёт.

Господи, как же бесит всё. Нужно срочно валить отсюда. Немедленно.

– Поздно ты вспомнил о моём воспитании, папа, – цежу напоследок отцу, не обращая внимания на помеху в форме, а затем решительно направляюсь к выходу.

– Куда собрался? – родительская пятерня цепляет меня за локоть и резко дёргает назад. Да так, что я чуть не тараню лбом дежурного.

– Башку остудить, – пытаюсь вырвать руку. Толку мало.

– Успокойся, сказал, – опять рявкает дежурный.

– Да пошли вы оба на хрен!

– Мыхалыч, оформи-ка ему административное, – грозно рокочет отцовский голос. – Пускай действительно остынет.

– Ты сейчас серьёзно, что ли? – предпринимаю ещё одну попытку вырваться, твёрдо намереваясь свалить. Как раз и к Чуду под бочок успею с цветами.

К моему удивлению, отец не шутит. На суровом лице действительно застыла решимость. Впервые на моей памяти, он так категоричен.

– Серьёзнее некуда, – хмурит он густые брови. – Посиди и подумай. Хорошо подумай, чего ты на самом деле хочешь от жизни. А потом ещё раз поговорим. Ты у меня один, Кир. Упёртый, но неглупый.

Я до последнего не верю в реальность происходящего.

Суд дела об административных правонарушениях рассматривает влёт. Не успели мне огласить приговор, как уже заводят следующего "везунчика". В спецприёмнике, прежде чем отправится в камеру, отдаю всё, что "не положено" – ремень, телефон, даже шнурки из кроссовок. Содержимое карманов – под опись. Ну хоть одежду мою оставили, тюремная роба меня бы доконала.

Сидеть и думать мне предстоит пятнадцать суток админареста. Стас остался временно без связи. Не выдержала его Nokia подошвы рогоносца. Поэтому право на единственный звонок использую, чтобы связаться с Севером, которому в двух словах обрисовываю ситуацию. От перспективы делить камеру с уголовниками у меня натуральный шок.

Почему-то в голову упорно лезет любимая фраза отца, что я жизни не нюхал, оттого не ценю ни хрена. Я, конечно же, самонадеянно фыркал. Теперь сижу на жёстком казённом матрасе, не рискуя устроить голову на жиденькой подушке, и в воздухе мерещится пот моих предшественников. А, может, и не мерещится, помывка здесь раз в неделю по субботам. От одной мысли кожа чешется.

Повезло, что Вова, сокамерник мой – самый обычный добропорядочный дядька. Вова таксист. Уработавшись за день, задел чужой бампер и не заметил. Отъехал всего пару метров. Всё – скрылся с места дтп. Выбор встал либо лишение прав, либо отсидеть, вот он и умолял судью войти в положение, так как живёт одним извозом. Единственный минус – храпит жутко. Правда, неделю спустя меня уже это почти не тревожит.

Оказывается, привыкнуть можно к чему угодно: и спать жёстко, и есть постно, и развлекать себя чтением методичек, которые мать передала мне на единственном разрешённом свидании. О Полине думаю постоянно: то хмурюсь, то улыбаюсь как идиот. Хотя чаще хмурюсь.