Если бы Вахитов сказал мне хоть слово, возможно, и ему досталось бы по полной программе, но все то время, пока я бесновалась у него на глазах, доктор неподвижно сидел в своем кресле и даже пролетающая в непосредственной близости от жизненно важного органа пепельница не изменила безучастного выражения на круглом лице.

Уже остывая, я больше для проформы треснула об стол ни в чем не повинным телефонным аппаратом и обессилено свалилась на стул. Вахитов терпеливо ждал, когда я отдышусь, и способность к адекватной оценке действительности вернется в мой помрачившийся разум.

–Мы провели над Экслом весь комплекс необходимых процедур, зашили ему рану, сделали рентген на предмет сотрясения мозга, сняли алкогольную интоксикацию и абстинентный синдром. Но, я вынужден признать, свою ошибку, – доктор спокойно стряхнул окурки и пепел со своей седеющей шевелюры, -я не стал назначать ему снотворные препараты, посчитал нет необходимости, и так еле живой.

Я ошарашено рассматривала плоды своей разрушительной активности и не сразу въехала в разговор, а когда до меня, наконец, дошло, глаза мои округлились, как у белой совы в полярную ночь.

–Вы хотите сказать, что Эксл преспокойно ушел, и никто его не задержал?– я бросила на Вахитова взгляд, выражающий всю глубину моих сомнений в его умственной полноценности.

Доктор легко выдержал мою очередную вспышку.

–Нелли, вы умная девушка и должны понимать- у нас тут не зона и ЛТП. Наши пациенты ложатся сюда добровольно, поэтому, в принципе, они вольны покинуть клинику в любой момент. Это ни в коем разе не оправдывает халатность персонала, но я лишь хочу сказать, у нас нет решеток на окнах, а двери не запираются снаружи.

–Да ни хрена я не понимаю, – я снова начала закипать, – мне одно ясно: вы полный идиот, раз допустили, чтобы больной человек без денег и без документов разгуливал по городу.

–Между прочим ваш Эксл спер одежду и обувь у своего соседа по палате, -грустно констатировал Вахитов, словно не замечая , как я распаляюсь, -хорошо, хоть не ушел в пижаме и тапочках.

–Дайте воды, -уже более мирно попросила я и, принимая от доктора стакан, поинтересовалась:

–Он обо мне спрашивал?

Я снова была на грани срыва. Никогда еще чувство вины не обжигало меня так больно, а угрызения совести не заставляли сердце сжиматься в тугой комок. Я ненавидела себя в тот момент. Вахитов, казалось, почувствовал мое настроение. Он посмотрел на меня с отеческой нежностью и тихо ответил:

–Эксл сказал, что он вас понимает.

В воздухе повисло неловкое молчание. Я не знала, как мне реагировать. Я ощущала себя предательницей, которой нет оправдания, а Эксл, оказывается, меня понимает, мать его!

–Он сказал мне, что вы достойны лучшего, а он не хочет быть обузой, – продолжал доктор, – я не придал его словам внимания, обычный пьяный бред. А как только человек выходит из клиники, он мгновенно прекращает заниматься самобичеванием, и все возвращается на круги своя. И куда только деваются слезные уверения больше никогда не пить, не колоться и так далее?

Я рывком вскочила со стула.

–Значит так! Мне плевать с пожарной колокольни на ваши теории! Эксл ничего мне не обещал, не надо прикрываться его словами в оправдание своей собственной безалаберности. Если с ним хоть что-то случится, я вашу долбаную богадельню с землей сравняю, я от нее камня на камне не оставлю. Я всю жизнь буду по судам ходить, но своего добьюсь! У него же сотрясение мозга, он в депрессии…, -головная боль сдавила виски с такой силой, что я чуть было со стоном не рухнула на пол.

Но я выдержала. Ради Эксла я должна быть сильной, я не могу позволить себе расклеиться несмотря ни на что. Вахитов теперь смотрел на меня с неприкрытой жалостью, а жалость я ненавидела больше всего на свете. Ненависть придала мне сил, и я все же устояла на ватных ногах.

–Нет у него никакого сотрясения, Нелли, а депрессия – это его хроническое состояние, -менторским тоном школьного учителя произнес доктор, – но я повторяю, клиника не снимает с себя ответственности за произошедшее. Естественно, свое кольцо вы получаете назад, и я вас очень прошу, давайте решим вопрос мирным путем, -на столе из ниоткуда возникла стопка наличности, и это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения.

–Вы думаете, все на свете продается и покупается? Черта с два! В задницу ваши вонючие деньги. Клянусь, вы никогда больше не будете заниматься врачебной деятельностью, если с Экслом…, – я поняла, что завела пластинку по второму кругу и резко оборвала себя на полуслове, -я ухожу, здесь мне больше нечего делать.

Вахитов молча подошел ко мне и сунул деньги в карман плаща.

–Они вам понадобятся, Нелли, и удачи вам!

У меня не осталось сил ни на сопротивление, ни на достойный ответ. Я лишь попыталась гордо выпрямиться и покинуть кабинет с прямой спиной, хотя груз проблем упорно прижимал меня к земле.