Поезд мягко качнулся, и платформа вокзала его родного города Кру плавно поехала назад. Вечерело, в вагоне включили свет, и в тёмном окне Хол увидел своё отражение. Он улыбнулся ему. Отражение ответило. Хол снова улыбнулся и отвернулся, спрятав в уголках рта довольную улыбку.

Кресла в вагоне были самолётного типа, и Хол опустил перед собой столик, закреплённый на спинке переднего кресла. На столик он положил новенькую записную книжку и тонкий чёрный фломастер-ручку. Сам он хотел взять с собой альбом для рисования или блокнот, как делал это всегда, но дядя Нэт не рекомендовал. Он сказал, что не в этот раз, потому что они поедут инкогнито. Никто не должен заподозрить, что он художник, и даже не просто художник, а знаменитый юный детектив Харрисон Бек, о котором писали в газетах. Его даже называли «рисующий детектив», хотя такое словосочетание совсем не казалось Холу благозвучным.

Хол раскрыл записную книжку на первом же чистом развороте, немного помял её, поломал, посгибал, чтобы страницы не топорщились, затем снял с ручки-фломастера колпачок. Он уже продумал, каким будет его первый рисунок. Таким, с чего всё и началось. Ранний вечер, туман. Таинственный чёрный силуэт на фоне школьной ограды, мелкий дождь. И Хол быстро провёл две горизонтальные линии, затем линии перспективы. Ручкой труднее оказалось рисовать полутени, пришлось много штриховать, но и это в итоге неплохо получилось, благо кончик ручки был тонкий. Вышло как на гравюре. Дядя Нэт тем временем объяснял ситуацию:

– Значит, так. Барон купил нам два билета на первый же «Евростар», который отправляется завтра утром. Это будет в семь пятьдесят пять. В Париж поезд прибывает в одиннадцать семнадцать. На Северный вокзал. Так что у нас будет достаточно времени, чтобы прыгнуть в метро и проехать пару остановок до Лионского вокзала, где барон уже забронировал для нас столик в «Синем экспрессе».

– Но… мы же не говорим по-французски, – вдруг вспомнил Хол.

– Мы?

– Ну то есть… Вы-то говорите…

Дядя Нэт улыбнулся:

– Тешу своё тщеславие тем, что мало кто отличит меня от настоящего француза, если я проживу во Франции месяц или два. Но и ты пару слов наверняка должен знать, разве нет?

– Je ne parle pas francais [1] , – с трудом выговорил Хол.

– Ну, знаешь, у тебя и произношение, брат, – вздохнул дядя Нэт. – Значит, точно не говоришь. Тогда попробуй немного поучить немецкий. Очень этим удивишь маму. Кстати, будет хороший способ оправдаться, если наша поездка окажется не такой уж научно-познавательной, так сказать.

– Да я и по-немецки-то знаю только то, что Butter – это масло, а Brot – хлеб. А всё вместе это называется «сэндвич»! – рассмеялся Хол.

Дядя Нэт тоже улыбнулся:

– А я по-немецки читаю лучше, чем говорю. Хотя это замечательный язык. К тому же в нём многие слова звучат так же, как и в английском. А моё любимое немецкое слово Wanderlust. Можно перевести как «тяга к путешествиям», но мне больше нравится «ветер странствий».

«Wanderlust», – произнёс про себя Хол. И вдруг снова ощутил на спине знакомый холодок. Так вот как оно называется! То самое чувство, которое всегда возникает у него перед каждой поездкой. Ветер странствий. И ему захотелось действовать.

– Можно ещё раз прочитать это письмо?

Дядя немного поколебался, затем сунул руку во внутренний верхний карман своего пальто и извлёк письмо. Хол внимательно за этим следил. Он и письмо не стал сразу доставать из конверта.

– А вы давно дружите с бароном? – спросил он.

– Уже порядочно. Мы вращались в одних кругах, если так можно сказать.

Хол заметил, что в лице дяди появилась какая-то напряжённость, как будто его что-то давно беспокоило. Но дядя и сам заметил, что выдал какие-то свои чувства, и поспешил улыбнуться:

– Ты же знаешь, мы оба фанаты железных дорог, так что часто встречаемся на различных тематических мероприятиях. Помнишь, мы вместе ехали на «Шотландском соколе»? Ну конечно, помнишь. Один раз я даже бывал у него дома, и он мне показывал свою железную дорогу. С бароном легко и приятно иметь дело. И хотя он, конечно, деловой человек, но человек очень благородный. Да, можно сказать, что мы друзья.

– Иначе бы он не прислал такое письмо, да?

– Да, наверное.

– А что вы думаете о проклятии Кратценштайнов?

– Я не верю в такие предрассудки. Но люди вполне могут их использовать в своих целях.

– То есть кто-нибудь из семьи Кратценштайн, да? – Хол пригнулся и понизил голос до шёпота. – А что, если там произошло убийство?

– Врачи сказали, что человек умер от сердечного приступа. Правда, мы это знаем только из письма барона.

– Точно! И ещё рядом этот Перевал Мертвеца. Странное название вообще-то. Пугающее. И вдруг на этом Перевале Мертвеца умирает человек. Вдвойне странно.