Фрунзе никаких подобных претензий парню не «выкатывал». Принимал как есть. Выслушивал. И старался дать советы, но не более тех, что тот готов был услышать и принять. Из-за чего, изначальные скорее вынужденные визиты вежливости для того, чтобы проведать брата и сестру, превратились в довольно приятные встречи. Яков ценил это отношение к себе, найдя в Михаиле Васильевич приемного отца в куда большей степени, чем Василий и Светлана.

Семья у наркома вообще получилась внезапно большой. Кроме жены и мамы у него имелось двое детей от первого брака, двое от второго и двое приемных. Что наполняло дом совершеннейшей гурьбой и весельем. Требуя определенного внимания. Ну и Яков, ставший по сути еще одним приемным сыном Михаилу Васильевичу. Не по документам, а по духу. Ну и другие родственники, каковых хватало…

— Я с ума сойду, — устало тронув лоб, прошептала мужу Любовь Орлова. Ведь ей приходилось руководить всем этим мини-балаганом на повседневной основе. Уделяя внимания каждому ребенку, а не только своим. Да, не одной. Ей помогала и теща, и две домработницы, и сам Михаил Васильевич по случаю. Но все равно — толпа.

Нарком же улыбнулся. Обнял жену. Поцеловал. Шепнул на ушко: «Держись любимая». И пошел в зал, к накрытому столу…

Глава 3

1928, ноябрь, 17. Москва

Польская кампания заставила Фрунзе довольно сильно пересмотреть свое отношение к вооруженным силам. Нет, конечно, отказываться от войск постоянной готовности он не хотел. Да и не было в этом никакого смысла. Они показали себя на пять с плюсом. То есть, отлично. На голову превосходя обычные призывные контингенты.

Но их было мало.

Слишком мало.

Катастрофически мало.

Даже для противодействия столь несерьезному противнику.

Нет, если бы это была война СССР против Польши — одно дело. Но восстание на Украине открыло очень широкий фронт. И пришлось играть эту партию на грани возможностей. И, если бы не удалось уничтожить контингенты украинских националистов прямо в эшелонах и на железнодорожных узлах, то ситуация бы у Союза вышла отчаянная. Слишком протяженный фронт поднимал вопрос об его контроле и своевременном купировании прорывов, обходов и прочих маневров. Тем более, что националисты активно применяли международных наемников и банды разного пошиба с крайне специфической тактикой…

Промахнись Генштаб в своих расчетах при планировании. И все. Финиш. Пришлось бы проводить масштабную мобилизацию, грозящую тяжелыми испытаниями для экономики.

Мобилизации — это всегда удар по хозяйственной деятельности. Потому что из нее изымают наиболее трудоспособное население. И если можно ее избегать — ее надо избегать. А если проводить, то минимально. И «поднимать» только тех, кто не просто попался в маховик аппарата чиновников, а брать людей подготовленных и достоверно годных к службе.

Михаила Васильевича в этом плане немало смущало и то, что военкоматы за всю историю своего существования в России четкой работой не отличались. Он в свое время читал о том, как они чудили и во время Русско-японской, и Первой мировой войны. Да и потом. В том числе в годы Великой Отечественной, где кроме военной мобилизации проходила и гражданской, где творился особый «цимес».

Причем, что примечательно, ни разу не «получили по шапке». Ни за чудеса в Русско-турецкую, ни потом. Просто заговоренное ведомство. А туда он сам тут особенно и не совался. То есть, работа их как была полностью развалена на 1925 год, таковой и оставалась в 1928. Ну, немного причесалась, конечно. Но не критически. Из-за чего Фрунзе, как государственника, мобилизация пугала безмерно. Проведешь ее так от души, с размахом, и без экономики останешься. И одно дело если победишь. Как-то за счет побежденного можно будет сгладить этот кризис. А если проиграешь? Или в ничью сведешь?

Вот то-то и оно.

Поэтому мобилизация мобилизацией, а ядром армии все-таки должны были оставаться профессиональные военные. То есть, кадровые бойцы на зарплате, имеющие подходящие профессиональные знания и, что очень важно — опыт. Который, как известно, без войны не получить.

И вот — сейчас — Михаил Васильевич сидел на очередном совещании, посвященном стратегии развития вооруженных сил. Погруженный в размышления.

Триандафилов делал доклад.

Он все правильно разложил по полочкам. Выделив главное.

Рядом нервно курил Свечин. Да и остальные выглядели напряженно. Доклад как-то не бился с эйфорией, которая витала в «высших эшелонах власти» после победы над Польшей и подавления украинского мятежа националистов.

Наконец, пришел черед выступать с докладом самого наркома.

— Итак, товарищи, что было и что могло случиться — уже озвучили. — произнес он. — Я с этими докладами ознакомился раньше и могу только подтвердить — да, прошли по самой кромке. Но это былое. Главное — что нам дальше со всем этим делать?