– Ты смотри, вот это затяжка!..

Неотвратимо быстро приближалась земля, а парашют все не раскрывался! Все, затаив дыхание, впились глазами в мчавшуюся к земле маленькую человеческую фигурку. Вот уже осталось 300 метров... 250... 200... "Ну что? Что же ты не раскрываешь, дурочка, парашюта! Ведь сейчас уже будет поздно! Или его заело?! Так ведь есть второй! Открывай быстрее. Открывай, милая!.." - примерно так думал каждый из нас.

Осталось до земли всего несколько десятков метров, и все не пропадала надежда, что вот-вот взовьется белый купол. Но вот маленькая фигурка исчезла на фоне леса. Раздался звук, как будто выстрелили из большой хлопушки. Этот звук больно отдался в сердце. На мгновение все одеревенели, словно у каждого что-то оборвалось внутри.

Первым пришел в себя старший лейтенант, начальник ПДС. Он рванулся к санитарной машине и, стоя на подножке, помчался в дальний угол аэродрома, к лесу. Не сговариваясь, все бросились за машиной.

Когда мы подбежали, дежурный врач и два санитара снимали парашюты с разбившейся девушки.

Начальник ПДС стоял возле них. Лицо его было мертвенно бледным. Немигающими глазами он смотрел на новый синий комбинезон, рукава которого были завернуты: комбинезон был великоват Любе. Старший лейтенант часто и прерывисто дышал ртом, как будто ему не хватало воздуха. Нижняя челюсть его мелко дрожала, а синие губы застыли в какой-то виноватой гримасе. Он провел ладонью по лицу, как бы стараясь отогнать от себя, стереть весь этот кошмар.

Когда санитары, держа за лямки, поволокли парашюты в сторону, старший лейтенант, пригнувшись, произнес хриплым голосом:

– Осторожней с парашютами: ведь будет экспертиза. Оставьте их пока здесь.

Санитары оставили, парашюты и, подняв останки Любы, переложили их на носилки.

Подъехал на "эмке" подполковник - командир эскадрильи. Хлопнув дверцей, ни на кого не глядя, он направился прямо к начальнику ПДС. Посмотрев на место падения, спросил:

– Здесь?

Старший лейтенант кивнул.

– С этими она прыгала?
– спросил затем подполковник, присев над парашютами.

Старший лейтенант снова молча закивал.

– Как ты думаешь, почему не раскрылся парашют?
– вставая, поинтересовался подполковник.

Начальник ПДС пожал плечами, а потом ответил:

– Не знаю...

– Может быть, неправильно были уложены?
– строго спросил командир.

– Кольцо-то не выдернуто, - хмуро заметил старший лейтенант.

– Что, силы у нее не хватило или заело? Старший лейтенант опять пожал плечами.
– Никто не трогал парашюты? Все вот так и было?

– К парашютам я не прикасался, товарищ командир,- заверил начальник ПДС.

– Прыжки придется прекратить до полного расследования. Не могу я их посылать прыгать, - подполковник посмотрел на нас, - после этого чепэ.

Он тяжело вздохнул, сняв фуражку, вытер платком мокрый лоб.

– Как все это тяжело, - ни к кому не обращаясь, тихо произнес он.
– Да, как жалко девчонку... Что вот теперь напишем ее родным?
– покачал головой подполковник.

Надев фуражку, он обратился к стоящему недалеко от него Садчикову:

– Товарищ сержант, положите эти парашюты ко мне в машину, только осторожно.

Садчиков поднял с земли парашюты и понес их к машине.

– Товарищ подполковник, - обратился к командиру эскадрильи начальник ПДС, - разрешите мне сейчас прыгнуть с этими парашютами?

Все обернулись к говорившему. Он стоял по стойке "смирно", подтянутый, с бледным лицом.

Подполковник смотрел на него, не зная, что ответить на такое неожиданное предложение.

– Я думаю, что парашюты тут ни при чем, - уже тише сказал старший лейтенант.
– А то ведь у летчиков останется неверное отношение к парашюту. Разрешите?

Подполковник посмотрел на нас, летчиков, стоявших гурьбой, потом опять на старшего лейтенанта.

– Да, задал ты мне задачу, - вздохнул он.
– А насчет летчиков, это ты верно говоришь. Они и так парашют не очень-то жалуют.
– Лицо его, до этого разгоряченное и красное, сейчас тронула бледность.

Подполковник повернулся к нам, как бы ожидая от нас ответа на тот вопрос, который он должен был решить сейчас, вот теперь, сию минуту. И поскольку он сам был летчиком, он, очевидно, уловил тот невидимый, неощутимый психологический барьер, который непроизвольно возник в душах молодых летчиков после разыгравшейся на наших глазах трагедии. Он повернулся к старшему лейтенанту и, еще раз окинув его взглядом, сказал:

– Ладно, прыгай! Возьму грех на свою душу. Только будешь прыгать с двух тысяч метров. Договорились? Садись в машину, сам подброшу тебя к самолету.

Старший лейтенант взял у Садчикова парашюты и сел с подполковником в машину. А через несколько минут он уже поднялся в воздух.

Мы стояли на аэродроме и напряженно следили за самолетом, который все выше и выше уходил в синеву неба. Все мы прекрасно понимали, какому риску подвергает себя начальник ПДС. Подполковник стоял среди нас и, не отрывая взгляда, следил за кружащим над аэродромом маленьким У-2.