И, подтверждая догадку, прозвучало продолжение:

– Я слышал, что в Вест-Индии вы сталкивались с неким пиратом Санглиером. Я хочу как можно больше знать о нем.

– О ком?

Девичий голос заставил всех вздрогнуть. В дверях гостиной стояла незаметно подошедшая леди Мэри. Перенесенные лишения изменили ее. Казалось, она похудела, хотя и раньше не выделялась полнотой. Лицо ее казалось прекрасным за счет удивительно глубоких глаз, которые притягивали, словно бездна.

Баронет машинально поднялся. Сквозь привычную бесстрастность на его лице постепенно проступало восхищение.

– Леди, простите, что не сразу приветствовал вас, – голос Пита зазвучал глуше. Словно каждое слово давалось ему с трудом.

Он с благоговением коснулся протянутой руки.

– О ком вы хотите узнать? – Мэри не обратила внимания на реакцию баронета.

– Вам это неинтересно, – выдавил из себя Пит. Но под требовательным взглядом прекрасных глаз все же ответил с некоторой запинкой: – О неком Санглиере.

– Де Санглиере, – подчеркнула дворянскую приставку леди. – Но зачем он вам?

– Этот человек убил моего брата вместе с женой.

Лицо Мэри дернулось. Лорду показалось, что дочь может упасть в обморок, однако девушка сумела взять себя в руки.

– Как это произошло, баронет? Командор никогда не трогал женщин. – Мэри проследовала к креслу, давая понять, что никуда она не уйдет. По крайней мере, пока не выслушает всю историю.

– Какой командор? – не понял Пит.

– Командором в Карибском море все звали Санглиера, – пояснил сэр Чарльз, так как остальные хранили молчание. – И хоть он враг, но вынужден признать, определенное благородство в нем было…

Я подводил свою эскадру к Дюнкерку. Все восемь вымпелов.

Одна из моих бригантин так и не прибыла к точке рандеву. Встал ли на ее пути коварный риф, а то и сам берег, нарвалась ли она на соединенную англо-голландскую эскадру, пала ли жертвой необдуманного маневра, или просто заблудилась в море, – неизвестно. Нынешний век – век тайн. Возвращаться и рисковать остальными кораблями я не имел права. Мы без того сильно зарвались, вступив в места, где ни при каких обстоятельствах нынче не встретишь французского флага. Вряд ли второй раз нам удастся вырваться при нежелательной встрече. Очень далеко до родных берегов. Как в моем веке до Луны.

Я тянул до последнего, надеялся, но, когда контрольный срок истек, дал сигнал к дальнейшему походу.

Может, бригантина по каким-либо причинам элементарно вышла не туда, заблудилась среди одинаковых вод и самостоятельно сумеет добраться до Дюнкерка? Помоги им Бог!

Зато в наш состав вошли два захваченных британца – линкор и фрегат. Размен получился в нашу пользу…

Крюк, который я сделал со своими кораблями, удлинил путешествие едва ли не вдвое. Зато – никаких встреч. Хлопот в море, как всегда, хватало и без них.

Но какая нас ждала встреча! Нас уже успели списать и теперь старались хоть чем-то искупить свое неверие.

Сам Жан Барт примчался на шлюпке еще тогда, когда корабли вытягивались у входа в гавань.

Гавань Дюнкерка вообще защищена от штормов, ветров и врагов гораздо надежнее, чем шербурская. Город с самого начала войны надежно служил прибежищем каперов. В большинстве местные, сполна прошедшие суровую морскую школу, они вдобавок были стихийными и пылкими патриотами своей родины. Может, потому, что Дюнкерк и Англию разделяет кратчайшее расстояние?

Объятия, восторги, похвалы…

Флейшмана в Дюнкерке уже не было. Ушел буквально дня три назад. Говорят, сильно переживал о нашей судьбе, надеялся…

И как ни горяча была встреча жителей, задерживаться мы не стали. Передохнули пару дней, а затем оба моих корабля отправились к Шербуру.

Поздняя осень полностью вступила в свои права. Вроде невелико расстояние, однако нас угораздило попасть в шторм, и как итог – плавание растянулось.

Надоело!

Надоело зависеть от малейшего каприза погоды, бултыхаться посреди волн, сутками не иметь возможности просушить одежду… И ведь нам еще, можно сказать, везло. Сравнительно и относительно.

Зато в Шербуре меня ждал настоящий сюрприз в лице моих испереживавшихся вконец женщин. Все в жизни компенсируется. Я вынес море упреков, зато получил столько самозабвенной ласки…

Как объяснили Наташа с Юлей, долго в помещичьем раю они высидеть не могли. Сам Мишель вел себя безупречно, старался, как мог, сделать все, чтобы гостьи чувствовали себя словно дома. У подруг было все. Из того, что вообще возможно в этом мире. Зато не было самого главного из того, что есть в моем, – свободы.