– Закрывай дверь и заходи, – игриво обратилась к нему хозяйка квартиры.

Артур вдруг понял, что не может вспомнить, как её зовут. Стоило ли спросить? Было ли это важно? А ещё вспомнился крик ребёнка во время телефонного разговора, и вот этот вопрос Артур обойти не мог:

– А где ребёнок?

– Не волнуйся, он спит. Иди ко мне.

– А где именно он спит? – Артур озирался, ведь на глаза ему попались пустая детская кроватка и детский вольер с игрушками.

– В капсуле.

– В капсуле?! Разве это можно?

– В детской капсуле. – Медсестра закатила глаза. – Вон там, смотри.

Проследив за её жестом, Артур увидел белый цилиндр на подставке. Размером он был примерно со стол, в передней его части располагалась круглая дверца, сейчас закрытая.

– Не знал, что детям можно бывать в капсулах, – сказал Артур.

– Ну ещё бы ты знал. У тебя же детей нет, откуда тебе знать. Такие капсулы выдаются не всем, только работникам на особо ответственных профессиях. Например, как у меня. Медикам, полицейским, металлургам, у которых горячий стаж… Чтобы мы высыпались ночами и не допускали ошибок на работе.

– А зачем тогда кроватка?

– В капсулах спать можно только ночью. – Голос медсестры становился всё более уставшим и недовольным. – Они ещё не до конца изучены.

– А как же остальные детей в кроватки спать укладывают, когда сами ложатся в капсулы?

– Капсула определяет детский крик как угрозу и будит жильца. Ну что? Всё? Или ещё будут вопросы?

– Только один. Скажите…

– Давай на ты, – медсестра вновь лукаво улыбнулась.

– Хорошо. Скажи, если я сегодня не смог посетить клуб, как мне велел врач, что будет дальше? Меня оштрафуют, или отправят в психушку, или… ещё что?

Медсестра снова закатила глаза:

– Нет, ничего такого. У тебя есть три дня для исполнения назначений врача. Это если по закону. Так что можешь не торопиться. Если, конечно, у тебя достаточно низкий кредит, чтобы не ходить на работу. Ну как? Теперь – всё?

– Да. – Артур вздохнул с облегчением. – Теперь – всё.

– Тогда иди уже сюда и трахни меня как следует.

Медсестра повернулась к Артуру спиной и хлопнула себя по огромному заду. Желание уйти недолго боролось с желанием секса, и второе, в итоге, победило.

Когда всё закончилось, Артур сел на матраце, прислонившись спиной к стене, и посмотрел на голую девушку. Та лежала и улыбалась, глядя в потолок.

– Где ты так научился? – спросила она.

– Ты о чём?

– Ну… языком.

Артур вспомнил Катю и усмехнулся:

– Много практики.

– Да? – Девушка смерила Артура взглядом. – Везёт. А у меня вот мало практики.

– Муж постоянно в отъезде?

– Ага. Его отправляют на Крайний Север работать. Три месяца дома, три месяца там.

– А там – это где? – заинтересовался Артур.

– Не знаю. Он говорил мне название города, но я забыла. Говорил, что его туда могут насовсем перевести. Тогда, наверное, мне с ним ехать придётся.

– И ребёнку.

– Что? А, да. Конечно. Хотя я бы его тут оставила. – Она рассмеялась. – Сдать бы его в детский дом и забыть… Шучу, шучу. Люблю я его, конечно. Но больше всего – когда он в капсуле.

Она снова рассмеялась, и Артур рефлекторно улыбнулся в ответ, хотя подобных шуток не понимал. Когда ему, шестнадцатилетнему, пришлось обеспечивать капризного младшего брата, убиваясь на работе, он не думал о том, чтобы избавиться от него. Наоборот, переживал, что их разлучат, и тогда они, возможно, никогда больше друг друга не увидят. А этого было допустить нельзя. Единственное, чего он тогда хотел – чтобы Виталик был постарше и тоже работал наравне с ним, тогда ему было бы полегче. Но и в шестнадцать лет Артур понимал, что жизнь не спрашивает тебя, как будет лучше, а просто ставит перед фактом. Ныть и возмущаться не просто бессмысленно, это ещё и неправильно. В конце концов, у них было не самое плохое детство, даже с учётом того, что воспитывала их одна мать. У них было детство, когда они не знали труда и забот. Лишившись поддержки матери, Артур решил, что жизнь просто требует от него какой-никакой платы за безмятежные годы. Правда, тогда он ещё думал, что мама вернётся, и даже не допускал мысли, что навсегда остался без неё.

Виталик понимал это хуже, в первую очередь из-за возраста. Артур потратил много часов за объяснением того, что всё не так уж и плохо. Что это временные трудности. Обещал брату, что мама вернётся и всё будет, как прежде. А позже с огромным трудом рассказывал, что мама умерла, и теперь они одни. Виталик отказывался понимать. Он возмущался, обвинял в чём-то брата, а тот соглашался и винил себя. Винил до тех самых пор, пока не понял, что младший брат попросту манипулирует им. Только когда Виталик откровенно стал выпрашивать еду и вещи, вспоминая мать, Артур понял, что разбаловал его, и прекратил потакание. На какое-то время общение у братьев почти прекратилось. Лишь через несколько месяцев после решающей ссоры, когда Виталик впервые пошёл на работу, что-то изменилось в его голове. Он стал делать первые шаги к примирению с братом, и Артур охотно это поддержал. Но такими, как в детстве, их отношения уже никогда и не стали.

– О чём задумался, красавчик? – спросила его медсестра.

Артур вдруг отчётливо вспомнил, что доктор называл её Ксюшенькой. Имя всплыло в памяти после ассоциативного ряда, начавшегося со слова «красавчик», которым она назвала его впервые ещё в больнице.

– Да так… О брате.

– О, у тебя брат есть? – заинтересовалась Ксюша. – А он такой же симпатичный, как и ты?

– Ну… – Артур вспомнил, как стремительно стал набирать вес Виталик, едва открыл свой счёт в банке и получил доступ к покупкам. – Не знаю, я в мужской красоте не разбираюсь. Да, наверное. Может, даже посимпатичнее будет.