— Прямо сейчас? Ты с ума сошел? Да пусть мои враги едут! Все неприятности на мою голову. Мои компаньоны разрывают меня на части…

— Ну, тогда закажи себе саван…

— Шлоймеле, это невозможно! Невозможно все бросить посередине и убежать…

— Да иди ты ко всем чертям, лопух!

Доктор Марголин говорил прямо и ясно. Он, Борис, должен от всего освободиться. Любое волнение для него яд. Соломон Марголин знал, каково положение Бориса Маковера. Анна звонила ему несколько раз. Она со своей стороны контактировала с Рейцей. Соломон Марголин спросил:

— У тебя нет где-нибудь заначки? Ты не оставил для себя где-нибудь пары тысяч долларов?

— Я все вложил в эти суда.

— Я найду для тебя тысяч пять.

— Шлоймеле, я не смогу тебе их вернуть.

— Придурок, ты еще будешь купаться в деньгах! Такие, как ты, делают деньги даже в могиле…

И вместо того, чтобы выписать рецепт, Соломон Марголин выписал Борису Маковеру чек…

Борис Маковер был так взволнован и так тронут, что даже не отдавал себе отчета в том, что с ним происходило. Доктор Саломон Марголин протянул ему чек, а Борис Маковер подумал, что это рецепт. Он посмотрел на этот клочок бумаги, увидел на нем свое имя и какие-то цифры, но его мозг еще не осознал того, что уже увидели глаза. Борис Маковер хотел было уже спросить, можно ли обращаться с этим рецептом в любую аптеку, как вдруг понял, что это чек. Лоб его покраснел, лицо стало влажным и горячим. Он хотел было что-то сказать, но в горле у него стоял комок. Он услышал, как доктор Соломон Марголин говорит:

— Теперь я выпишу тебе рецепт…

Борис Маковер поспешно вытащил носовой платок и вытер свое лицо.

— Шлоймеле, ты еврей!..

— Ты сам тоже еврей!..

— Шлоймеле, я не возьму…

Соломон Марголин сразу же вспыхнул.

— Почему это не возьмешь? Тебе это неудобно сделать? Тебе это не подобает? Ну конечно, мы ведь знакомы всего-то каких-то там сорок восемь лет…

— Шлоймеле, ты настоящий праведник. У тебя еврейское сердце. Если бы я не стеснялся, я бы тебя расцеловал. Но мне правда пока не нужен этот чек. Дело еще не зашло так далеко…

— Гордец! Сноб! Остолоп! Да что я для тебя такого делаю? Я просто экономлю тебе несколько долларов. Постыдился бы!

— Правда, Шлоймеле, я не нуждаюсь…

— Раз не нуждаешься, то и не нуждайся, а моего порога чтоб ты больше никогда не переступал! Я думал, что ты считаешь меня своим близким другом, но теперь вижу, что я в твоих глазах ничтожество… Так что ноги в руки и айда! Марш отсюда! Иди к другим врачам… Но с другой стороны, ты несомненно прав. Я настоящая свинья. Что такое пять тысяч долларов? Если тебе нужны деньги, то моя касса для тебя открыта…

— Шлоймеле, что с тобой происходит? Почему ты меня ругаешь? Больше мне не надо. Давай не будем себя обманывать. От того, что я вложу еще денег в общее дело, моя доля в нем не вырастет. Дело пропащее, и больше, чем было предусмотрено договором о создании компании, я вкладывать не должен. Новые деньги тоже утекут, и, как сказано, «и незаметно было, что они вошли в утробу их»… [270]

— Кого интересует твоя компания? Плевать я на нее хотел. Ты должен поехать куда-нибудь за город и отдохнуть несколько недель. Для тебя сейчас есть одно лекарство: покой. Раз ты все вложил в эти проклятые корабли, то денег у тебя нет, а выехать за город без денег ты не можешь. Когда отдохнешь и придешь в себя, что-нибудь придумаешь. Такие, как ты, не ходят по домам…

— Шлоймеле, ты дорогой мне человек, настоящий друг, но у меня еще хватит денег, чтобы выехать за город на несколько недель… Беда только в том, что там я буду беспокоиться больше, чем здесь. У меня тысяча дел, и если я уеду, то все развалится…

— А что было бы, если бы ты подох? Весь мир бы рухнул? Земля бы прекратила вращаться вокруг своей оси? Какой же ты болван!

— Покойник не должен выплачивать долги. Покойник свободен от заповедей.

— Ты еще хуже покойника. Ты живой пес!.. [271] Если ты не возьмешь чек, я тебе голову размозжу! Я на тебя плюну и больше даже не взгляну на твою гнусную рожу! Тюфяк! Зануда! Мерзкая падаль!

— Ну ты и мастер ругаться!

— Если бы я не боялся Бога, я бы тебе все зубы выбил…

— Ну хватит, Шлоймеле. Не изображай из себя бандита. Правда, мне не нужна ссуда. Но раз уж ты готов на такой риск, то что я могу поделать? Я тебе с Божьей помощью верну, но я не могу все пускать на произвол судьбы. Для этого надо быть человеком без царя в голове. У меня есть заказы. Я должен производить платежи… Пока я у тебя здесь нахожусь, у меня там обрывают телефон…

— Ты должен сделать выбор между жизнью и смертью. Как сказано в Торе: «Смотри, предложил я тебе…» [272] et cetera, et cetera…

— Так что же мне все-таки делать?

— У тебя есть где-то дочка. Не так ли?

— С ней я не желаю иметь никаких дел.

— Что ты шумишь? Она больше не мужняя жена. Я начинаю думать, что ты к тому же еще и невежда.

— Почему это я невежда?

— Вот почему: то, что она делает, это не великое преступление. Одна травинка, сорванная в субботу, это намного больший грех…

— Знаю, знаю. Но все-таки… Моя дочь… Такой позор…

— А когда она жила со Станиславом Лурье, то соблюдала законы чистоты семейной жизни? Кого ты обманываешь? Себя? Господа Бога? С точки зрения еврейского закона все нынешнее молодое поколение — это байстрюки, рожденные ритуально нечистыми женщинами.