Аид слушал их перепалку со странной уверенностью, что раньше их что-то связывало.

— Вы что, были любовниками? — уточнил он наконец.

Минта звонко расхохоталась:

— Какой там! Он-то хотел, но я не дала. Много чести!

— Я просто спросил, — с обидой в голосе сказал Гермий, — а она сразу в траву превратилась! Я ей что, траволюб?

— А Зевса такие мелочи не останавливают! — приосанилась нимфа.

— Зевса в принципе ничего не останавливает, — задумчиво произнёс Аид. — А ты, Минта, значит…

— Оборотень! — буркнул Гермес. — Она растение — оборотень!

Нимфа заулыбалась — она явно гордилась своими талантами.

— Прирождённый лазутчик, — заключил экс-Владыка. — Никто никогда не задумывается, что это там выросло у дороги…

— Или появилось в постели у Ареса! — подхватила Минта, облизывая пухлые губки.

Гермеса на этом жесте слегка передёрнуло, а Аид задумался, что, наверно, Персефона сама и отправила Минту в Аресову постель — нашла, так сказать, применение её талантам. И это объясняет, почему царица её до сих пор не прибила, как остальных соблазнённых Аресом нимф.

Да и не убьёшь её, такую — ну разве что саблей рубить, но уж точно не в дерево превращать.

— А какие у тебя ещё способности? — поинтересовался Аид.

Нимфа кокетливо хихикнула:

— Могу покорить на ложе любого мужчину…

Гермес закатил глаза.

— Я имею в виду те способности, которые ты унаследовала от матери, Деметры, — уточнил Аид. — А она чудеса на ложе в жизни не вытворяла. И вообще, у неё явно проблемы с материнским инстинктом.

— У неё всё нормально с… как ты сказал? С материнским инстинктом, — возмутилась нимфочка, придерживая руками волосы, чтобы не наловить в них репьёв: бескрайнее асфоделевое поле заросло гигантскими, выше человеческого роста, лопухами.

— Не знаю, не знаю, — зловещим голосом сказал бывший царь. — Если бы Арес похитил у меня дочь, то очень быстро бы пожалел. Даже если бы у меня не было никаких других сил, кроме природных. На земле я изменил бы климат, чтобы растения не могли плодоносить, а люди замерзали в своих холодных жилищах и постоянно материли олимпийских богов. А когда Зевсу начало бы икаться, я бы спустился в Подземный мир и устроил тут экваториальные дождевые леса. С соответствующей флорой и фауной. Попробовали бы мне не отдать мою дочь! Песец быстро бы наступил.

— Кто-кто? — ужаснулась Минта.

— Песец, — с удовольствием повторил экс-Владыка. — Это такой пушной зверь. Символизирует неотвратимость возмездия.

— Почему? — неожиданно заинтересовался Гермес.

Кого другого этот вопрос ещё мог поставить в тупик, но не Аида, бороздившего далёкие северные земли на собачьей упряжке и жевавшего квашеную моржатину в круглом доме, сделанном изо льда, а потом плясавшего на снегу под звон шаманского бубна.

— Летом этот зверь жёлтый, а зимой белый. И вот представьте: мороз! Вокруг снег! Лежишь себе в засаде, никого не трогаешь, и вдруг краем глаза замечаешь движение. Шевелиться нельзя, а оно приближается: издалека как будто ком снега… и в нём глаза, нос и пасть!

Гермес и Минта прониклись и больше вопросов не задавали.

Вскоре лопуховое поле сменилось хвощами и тростником. Под ногами хлюпала вода, редкие асфодели совсем поникли — им не нравилось расти на болоте. Зато непонятно откуда налетевшим комарам и мошкам болото нравилось, даже очень. Богов они пока не трогали, даже Аида, хотя его кровь и была правильного красного цвета — но нимфу нашли очень даже съедобной.

Минта взвизгнула, пытаясь отмахнуться от звенящего роя, оступилась и шлёпнулась в лужу. На неё радостно прыгнули три разноцветные лягушки — большая тёмно-зелёная, маленькая посветлее, и одна, совсем крошечная, странного жёлтого цвета.

Аид за шкирку выдернул нимфу из лужи:

— Пойдём быстрее, болото уже заканчивается.

Да, болото, в смысле буйство тростника и хвощей, заканчивалось, начинались какие-то тёмные, утыканные колючими кактусами холмы. Почва была неровной, к тому же там тоже стояла, нагло игнорируя уклон почвы, тухлая вода, и пройти можно было, только прыгая по торчащим на каждом шагу кучам.

Кучи шевелились.

— Мне кажется, они ползут на нас, — с ужасом в голосе произнесла Минта. Идти дальше ей явно не улыбалось, и Гермию тоже. И даже три давешние лягушки, которые с разноголосым кваканьем скакали за нимфой как за своим личным филиалом болота, тоже как-то притормозили.

Аид стянул с головы шлем-невидимку, и Минта с Гермесом тут же перевели на него взгляд.

— Мы бессмертные боги и нимфы и не боимся каких-то там муравьёв, — твёрдо сказал экс-царь. Потом перевёл взгляд ниже и добавил, — даже если у большинства из нас на ногах не сапоги, а сандалии.

— А они кусаются?..

— А если я случайно споткнусь и уроню царицу?..

Аид перевёл взгляд на спящую Персефону на руках у Гермеса и попытался представить, как интересно ей будет проснуться среди копошащихся муравьёв. Или, может, при виде неё они разбегутся?