— А почему, собственно, мы должны… — скептическим тоном начал Гермес, но Аид, до того пристально разглядывающий чашу со своим любимым кумысом, вскинул голову, и тот заткнулся на полуслове.

— Какая-то логика в этом есть, — негромко начал Владыка. — Я могу понять, почему эта идея так привлекает Артемиду, даже Афину, остальных их союзниц. У нас действительно много веков недооценивают женщин, — он перевёл взгляд на Гекату, и та выдала кровожадную ухмылку главной недооценённой женщины века. — А причем здесь Арес? Он что, так сильно влюблен в Афродиту, что согласен стать женщиной?

— Ареса использовали втёмную, — усмехнулась Персефона. — Планировалось, что он завоюет весь мир для себя, сделает Афродиту своей женой, а потом никто и оглянуться не успеет, как он окажется в Тартаре вместе с Зевсом, Посейдоном и прочими несогласными, а остальные станут женщинами.

— И тут мы подходим к главному. Зачем это Афродите? Её-то точно никто не притесняет.

— Вариант, что она просто борется за справедливость, я так понимаю, никто не рассматривает, — вставил Гипнос.

Нестройный хор голосов с недовольным соло Гермеса посоветовал ему поменьше дегустировать свой маковый настой.

— Афродита постоянно говорит о том, что думает только о счастье своих подруг. А также о справедливости и равенстве, — сумрачно сообщила Персефона. — О том, как прекрасен тот мир, в котором нет мужчин, войн, насилия, все живут любовью, песнями и искусством. И если сначала это звучит как бред, то потом, постепенно, ты начинаешь осознавать, что она в чем-то права. Может, и правда, без мужиков будет лучше?..

Персефона запнулась, поймав взгляд Аида — в его тёмных внимательных глазах читалась тревога.

— И, знаете, в какой-то момент я сама… начала увлекаться. Сделать из мужиков баб, несогласных — в Тартар, и все будет счастливы. Но кое-кто помог мне осознать, что она не права.

В этот момент ей очень хотелось сказать, что это — Аид, что ради его улыбки она готова смириться с наличием в этом мире мужчин, от которых до него она не видела практически никакой пользы, одни моральные убытки. Сказать, не обращая внимания на то, что в зале полно народу, сказать, чтобы посмотреть на его реакцию, чтобы убедиться, что по-прежнему интересует его не только в качестве союзника, потому, что его обращение — вежливое и корректное — во время «похищения», этот его спокойный голос, как будто ничего не случилось, как будто она не наговорила столько гадостей, может означать и то, что она больше совсем-совсем ему не нужна. Что он отпустил и забыл. О нём говорили, что он не умеет отпускать и прощать, но разве у него не было целой тысячи лет, чтобы научиться этому у смертных?

Назвать его имя было бы так легко! Это решило бы столько проблем. Однако мешало одно-единственное обстоятельство — Персефона твёрдо решила больше ему не врать.

Потому, что Аид здесь был не при чём.

— Моя мать, Деметра, — ностальгически улыбнулась царица. — Она тоже решила поговорить со мной на тему «все мужики должны исчезнуть». И, знаете, когда об этом говорит Афродита, ничего как-то вроде и не смущает. Но когда тебя навещает Деметра и начинает втирать то же самое, иногда даже дословно, ты сразу понимаешь, что эту идею не назовёшь иначе, как сдвинутой.

— Мне казалось, она обожает Зевса, — пробормотала Геката, поправляя вуаль почти до подбородка.

Остальные присутствующие молчали — видимо, чтобы случайным словом не выразить так и витающую в воздухе общую мысль «потому, что Деметра сама сдвинутая».

— Мама почему-то решила, что Афродита оставит Зевса в живых, — пояснила Персефона. — Хотя, согласно Концепции, его место в Тартаре. И твоё, Владыка, — она кивнула Аиду. — И твоё, Гермий.

— Меня-то за что? — возмутился Психопомп.

— Ты слишком пронырливый. Так вот, насчёт Афродиты, мне показалось, она хочет власти. Когда она узнала про то, что план с Аресом провалился, она была просто в бешенстве. Забавное, кстати, зрелище, вы бы видели. Тогда она случайно призналась… ну, не то, что призналась, скорее сболтнула… в общем, мне показалось, она считает себя дочерью и наследницей Урана. Вроде как она родилась из его семени, значит, как минимум, равна Крону.

— Ну, зашибись, — пробормотал Аид. — Слышал бы это Крон.

— Значит, ей нужна власть над миром? — уточнила Геката. — Хорошая вещь, мне тоже она нужна. Только возиться лень, знаешь ли.

— А вот ей не лень, — отрезала Персефона. — Хотя не знаю, может, это всё мои домыслы, и на самом деле она борется за справедливость и равенство.

— А почему бы ей не превратить всех женщин в мужчин? — оторвался от чаши Гипнос. — Это же тоже равенство. И братство.

— Заткнись, Белокрыл, — прошипел Танат, который, видимо, слишком ясно вообразил процесс и результат.