Покуда собака, обнажив зубастую пасть, рычит и удерживает меня на одном месте, Гьёрн прихрамывая подходит к Хродгейру. Подсвечник помещает на пол рядом с собой.

В его руке мелькает стальной блеск. Старик спускается на колено перед полукровкой, приподнимает его голову за волосы, а другой рукой приближает к горлу кинжал. Затем он втыкает в меня свой взгляд и с наслаждением впитывает каждую каплю моих мучений.

В тот же миг с сознания слетает пелена. Будто потяжелев, разбухнув от невыносимых пережеваний, она под собственной тяжестью падает вниз. Страха больше нет, как и растерянности. Только злость на это исчадие геенной. Злость на его самооблюбованный эгоизм. Злость, злость, чистая, ничем не замутненная злость.

— Ты ошибся, — заявляю уверенно, хоть голос мой и дрожит от нахлынувших чувств. — Я не та беззащитная дева, что безропотно станет твоей жертвой.

— Что? Ты не дева?! — Гьёрн поднимает на меня изумленный взгляд. Из моих слов он выхватил только одно, и сейчас в его глазах отчетливо читается ужас: «Когда ты успела потерять свою невинность?»

— Я не жертва. Ты не способен читать знаки судьбы. Десятой жертвы не будет. И полукровка сегодня не умрет. Ты крупно ошибся, связавшись со мной, жалкий, тщеславный мерзавец.

Краешком сознания замечаю, что псина рычит все громче, реагируя на резкие интонации. Подвигается ко мне ближе, готовясь вцепиться в меня по малейшему знаку моего врага. Эта сучка — достойное продолжение своего хозяина! На нее больше не обращаю внимания.

Смотрю пристально в глаза старикашки, до сих пор скрывавшего свою черноту под тенью непритязательного положения слуги. В нем столько высокомерия, лжи и спеси, что хочется раздавить его, как поганого червяка. Он и есть червяк, на секунду возомнивший себя опасной гадюкой!

Чувствую, как в груди разгораются возмущение. Когда думаю о том, что он сотворил, гнев наполняет своей яростной, вибрирующей силой каждую клеточку тела, пока не доходит до ладоней. Покалывает кожу на пальцах, нетерпеливо рвется наружу.

С моих губ слетает парализующее заклинание. Всего два коротких слога на выдохе, один взмах ладоней — и магия мощным голубоватым пламенем врезается в обоих: человека и собаку.

Перед тем, как застыть, волкодав успевает взвыть в панике, но вой обрывается за пол секунды.

Старик цепенеет молча. На морщинистом лбу выступает блеск испарины. Он сейчас прилагает, наверно, титанические усилия, чтобы чиркнуть кинжалом по такому близкому, доступному горлу полукровки, но мышцы не слушаются, и кинжал выпадает на пол прежде, чем волосы выскальзывают из другой его руки.

Подбегаю поближе, и присаживаюсь перед Хродгейром. У него в изголовье застыла окаменевшая фигура старика. Находиться в такой тесной близости к убийце и безумцу не хочу, поэтому, перебарывая брезгливость, оттаскиваю тяжелое тело в другой угол комнаты, а в процессе случайно опрокидываю его на спину. Тот так и остается лежать в нелепой позе, задвинутый в угол. Со взглядом, наполненном дикой ненавистью, стараюсь не сталкиваться.

Нащупываю кровоточащую, горячую рану на голове Хродгейра. Пальцы осторожно исследуют кровавое месиво, в которое превратилась часть темени. Так страшно прикасаться к этому месту, что я быстро отдергиваю дрожащие руки.

Что угодно отдала бы, чтобы прямо сейчас узнать заклятие исцеления! Грёнские бесы, как же я бесполезна! В самый важный момент от моего дара никакого прока! Тихонько стону от досады.

Мы ведь прямо сейчас должны во весь опор скакать в сторону эльфийского Даэрониса с магическим поясом наперевес, а мне полукровку даже на бок перевернуть страшно! Он выглядит так, будто чудом душа зацепилась за этот мир. Как ему помочь, как?!

Остаться здесь и лечить его — совсем не выход. С минуты на минуту нас может настичь погоня. Отчим спит и видит, как бы Хродгейра отправить к праотцам. Для него беспроигрышный вариант избавиться от сильного соперника, пока тот в отключке. Как смогу я со своими смехотворными магическими знаниями ему противостоять?

Можно, конечно, опять себя разъярить и заклинать противников парализующей магией. Но на сколько меня хватит? Пройдет несколько часов — и они снова будут в строю, а Хродгейр к тому моменту… Хорошо, если жив будет.

Мой взгляд падает на огромную картину, изображающую отчима в полный рост. Он нарисован таким самодовольным и напыщенным, будто вживую наблюдает за происходящим и злорадно усмехается над моими проблемами.

Во мне опять вскипает гнев. Все проблемы из-за тебя, тщеславного сластолюбца! Подбегаю к портрету, снимаю его со стены и лицом вниз опускаю на пол. Полежи-ка тут рядом с поверженным слугой и не мешай мне думать!

Когда опускаю картину, случайно ловлю на себе взгляд Гьёрна. Он теперь совсем по-другому на меня смотрит. Ненависть уступила место отчаянию, из глаз брызжет почти животный страх.