Норманна тут же как ветром сдуло. Подумаешь!.. Он ему потом покажет! А пока пусть сидит с книжками обнимается, заучка.

Принц галопом поскакал к конюшне. По дороге попалась смазливая молоденькая служаночка, и он ей игриво подмигнул. Так, как видел это делают стражники. Девчонка мило смутилась и широко улыбнулась.

Около конюшни царила суета. Придворные собирались на охоту, рыцари выводили коней. Упирающихся слуг тащили на длинных поводках охотничьи собаки.

Норманн проскользнул в конюшню к своему Бурану, впитывая в себя атмосферу мужского царства – запахи лошадей и прелого сена, кислинку на языке от запаха железа и пота, гомон грубых возбуждённых предстоящей мужской забавой голосов, мужские похабные шутки и подтрунивание друг над другом. Улыбки товарищей, чья дружба проверена в боях и длительных походах, о которых любил слушать рассказы у костра дозорных или у камина после хорошей пирушки. У рыцарей развязывался язык, и можно было услышать то, чего ему бы никогда не рассказали при других обстоятельствах. Отец никогда не прогонял его, он считал, что принц должен воспитываться как рыцарь. Он и сам был прежде всего воином.

Норманн много раз слышал, как отец и мать спорили, она просила его остаться, не ходить в очередной поход:

– Твой трон пустует без короля большую часть года, Генрих. Твои придворные вспоминают, как выглядит король, только глядя на портреты, развешенные по дворцу.

– Зато ты прекрасно справляешься сидя на своём троне, Агнесса. Я прежде всего воин, а потом уже политик. Если мои придворные забудут, как я выгляжу, смею надеяться, ты напомнишь им, моя жена.

– Только твоя жена сама скоро забудет, как выглядит её муж, – в голосе матери сквозила горечь.

– Не говори ерунды, Агнесс. Я дома уже полгода…

– А поход длился два года. Два года, Генрих! А до этого три года… Я скучаю по своему мужу! Дети скучают по отцу…

– Они мужчины! – отрезал отец. – Они должны не скучать, а заниматься мужским делом. И если Норманн меня радует, то Ульрих растёт слишком изнеженным. Думаю отправить его в цитадель Олава, там быстро превратят его в мужчину…

Цитадель Олава – монашеская обитель на самом северном краю Скальдии. Говорят, там даже никогда не видят дневного светила. Там вечная зима и вьюга. И оттуда выходят самые могучие рыцари. Говорят, они владеют древней магией. Попасть на обучение к Учителям-Асаинам – так называют тех, кто владеет всеми секретами цитадели и никогда не покидает её пределов – не все могут. Но, конечно, для отца сделают исключение.

Норманн не знал, завидовать Ульриху или сочувствовать. Норманн мечтал стать рыцарем. Стать достойным славы отца – Великого Рыцаря, короля самого большого королевства в мире, чьи бескрайние просторы простираются с севера до юга, с запада на восток. Или даже превзойти его. Но… Норманн также любил вкусно поесть, спать в тепле и на мягкой постели, играть и дурачиться между учёбой. Коня своего Бурана и верного пса Снежка он тоже любил и не готов был с ними расстаться. А рыцари оттуда такие суровые, немногословные, с колючими, словно острые льдинки, взглядами…

Но с Ульрихом была не готова расстаться мать.

– Нет, Генрих! Не забирай у меня сына! – жалобно закричала мать, словно Ульрих уже завтра отправится в снежную обитель. – Я покорно склоняю голову перед твоим решением, мой король. Путь враги твои будут повержены, а добыча займёт сотни обозов. Ты великий воин, твоя жена не смеет больше роптать. Пойду, закончу вышивать охранные руны на твоей рубахе.

– Погоди, Агнесса…

Дальше Норманну было уже не интересно, да и разговор быстро прекратился, послышались звуки поцелуев и отцовского рычания, которое он издавал, когда тискал женщин. Да, Норманн не раз заставал его за этим занятием в укромных уголках дворца, а также дворцовых пристроек, часто и вовсе на конюшне. Отец ему давно объяснил, что такова природа мужчины – мужчина имеет женщин, многих и разных, это как добыча, которую стремится завоевать каждый рыцарь.

Норманн принял на веру, он всегда и во всём безоговорочно верил отцу и восхищался им. Большой, могучий, сильный воин-победитель. Не знающий поражений и всегда возвращающийся с богатой добычей. Тот, кто отвоевал земли, исконно принадлежавшие Скальдии, и потерянные предками-трусами.

И сегодня у него первое испытание. Сегодня отец возьмёт его на охоту, а в следующий раз, возможно, и с собой в поход. Надежды Норманна были не на пустом месте. Ему не было равных среди сверстников. И даже сильного Дерека, что старше на два года, он тоже смог победить в поединке. И пусть в рыцари посвящают только не раньше шестнадцати при особых заслугах, были случаи, когда короли посвящали своих сыновей и в пятнадцать, и тринадцать.

Отца дед как раз посвятил в рыцари в тринадцать лет, но отец, по рассказам, был развит не по годам, выглядел старше и уже убил двух врагов – когда с дедом удалось поучаствовать в битве на западной границе с прибившемся к берегу с моря кораблю воинов племени красноволосых аккольцев. Это воинственное племя с островов только и жило набегами на материк, а большая часть границы с северо-запада как раз приходилась на земли Скальдии.

– Вилли, а правда, что в Марабийских пустынях девушки ходят голые по пояс? – прервал воспоминания дрожащий от возбуждения голос сына конюха, обращённый к Вильгельму, самому болтливому и добродушному рыцарю.

– Снизу ты имеешь в виду или сверху? – невинно спросил Вилли, но смешки от рядом стоящих рыцарей говорили о том, что Вилли собирается подшутить.

– А что, и так бывает? – не поверил Кнуд.

– Всяко бывает, – усмехнулся Вилли. – В Марабии женщины от светила укутываются в тряпки с головы до ног, оставляя светилу лишь глаза. А в Транзани мы видели женщин чёрных, как ночь, а из одежды на них только юбочка из соломы, прикрывающая срамные места.