Однажды на встрече со зрителями Никита Михалков сказал, что есть актрисы, которые семью, ребенка не променяют на хорошую роль, и, покосившись в мою сторону, сказал, что «она» за хорошую роль может поджечь свой дом, сама принесет керосин, — потом будет раскаяние, суд, но роль она сыграет. Я тогда, аж, сжалась вся. Да нет, не подожгла бы я дом, конечно. И все же это правда. Все мои недуги в работе излечиваются. Но если что-то не так в работе — дом меня не излечит.

Дом, мой дорогой дом, прости. Прости меня, любимая семья, за то, что ты в жизни для меня не главное. Но вы, мои драгоценные, уже свыклись и никогда не в обиде. Мы тихо и мирно живем. У нас по-прежнему в доме кот и собака. У нас все по-старому, все как прежде, но без папы. Без папы.

5 июня, в день рождения Маши, к нам в дом забрел маленький серый облезший котенок. Маша прижала его к сердцу и умоляющими глазами посмотрела на Лелю.

— Не нужен он нам, он не пушистый, и «Лицо» у него треугольником.

— Ах ты, Леличка, ах ты миленькая какая… Вот дедушка никогда бы не выгнал такого маленького, беззащитного… да еще в мой день рождения, ведь он сам пришел…

И кот остался. Назвали его Серый. Никто ничего умнее не смог придумать. У Маши дедушкина доброта и любовь к животным. Семья наша разрослась. Теперь у нас в доме Маша + Саша. Саша Королев — красивый, сероглазый, самостоятельный молодой человек. Учились вместе в школе, так что никаких «сюрпризов» от Маши ему не будет. Друг друга «знают як следуить быть».

А 22 сентября 1982 года я пришла с озвучания «Вокзала». Было очень холодно. Я, точно как мой папа, полезла в кипяток — согреваться. Я ни о чем конкретном не думала, просто тупо и устало смотрела в потолок… Сколько раз потом я ни представляла себе тот момент, не могла воспроизвести, что же было до того… как залаял наш пес, длинношерстный тойтерьер со странным для мальчика именем — Бабочка; как нервно хлопнула наша входная дверь, и потрясенный, неузнаваемый голос моего мужа возвестил: «Мальчик! Мальчик! У Маши мальчик!»

Бывают минуты, когда в течение часа испытываешь жуткое ощущение, страсти — и, наверное, проживаешь не один час — бесконечность часов! В такой стрессовый час время исчисляется не минутами, а захлебывающимися ударами сердца. В один момент я увидела себя в зеленом платье, в красных мушкетерских туфлях, идущей по Арбату! Ну-ка скажи мне тогда: ты будешь бабушкой! — Вы что, дорогие товарищи! Я — бабушка?!

Сбылась моя тайная мечта — мальчик! Никто не знал, как мне самой хотелось иметь мальчика! Я мечтала назвать его самым красивым на свете именем — Марк! Но родилась, добрая, хорошая Машенька. Когда до отчаяния сознаю, что я плохая мать, — начинаю впопыхах наверстывать упущенное, подлизываться и угождать. Но в этой профессии потери не наверстаешь. Мать — это всегда. Ежеминутно, постоянно. И природа, обойдя меня, наградила мою дочь талантом — быть матерью. Вот она — настоящая, прекрасная мама. Я ей завидую. У нее сын Марк. Марк!

— Мам, интересно, будет у него что-нибудь от нашего дедушки, как ты думаешь?

— А что бы ты хотела?

— Ой, мам, ну… чтобы он был сильным, как наш дед… ну, добрым… чтобы любил людей…

— Рыб, на ночь коляску ко мне в комнату завези. А сама поспи, отдохни. Ты знаешь, Люся, казалось бы, крошка, а мы с ним так друг друга понимаем…

— А он у тебя пока не спрашивает: прабабушка Леля, как вы себя чувствуете в этом качестве?

— Ох, не напоминайте мне… Я на него смотрю, как будто это — ты, маленькая, или Маша. У меня ведь мальчиков не было, одни девочки, одни вы… Э-эх, глупые вы, ничего-то вы не понимаете…

Мама улыбнулась чему-то своему, тайному, так, как бывало в моем детстве на Первое мая… На глазах у нее блестели слезы… Она повернула к нам свою большую теплую спину и тихо пошла к себе в комнату.

«Ничего-то вы не понимаете… я ведь опять рядом с Марком».

На мерцающий лед голубой… — раздавалось из металлического репродуктора. Стояла ранняя весна. И снежок порошил, точно как в этой песне. А я шла на первые в жизни выборы. Это были очередные выборы местного значения. Было из кого выбирать, потому что в бюллетенях значилось несколько фамилий. Жаль, что не видно моего нового платья. Его скрывало старое харьковское пальтишко с капюшоном — таким, какой был у Миледи в фильме «Три мушкетера». Но вдохновение от капюшона Миледи уже давно прошло, новизна улетучилась. А вот ощущение нового, только что с иголки платья — рыжего, атласного, с черным бархатным поясом — рождало во мне чувство какой-то особой, личной новизны. От принадлежности к взрослому миру, нового платья, весны, первых в жизни выборов — от всего вместе у меня, наверное, очень загадочно светилось лицо. Так хотелось, чтобы все обращали на меня внимание. Но люди спешили по своим делам. Ну и пусть спешат. А я все равно счастлива. И жизнь моя прекрасна. Сейчас я, точно так же, как вон тот дяденька, со своим бюллетенем зайду в кабину. Немного постою. Подумаю. Вобщем-то, все равно, кто из депутатов победит. Я их никого не знаю. Знаю только одно: если их выбирают — значит, они все настоящие люди. Умные, благородные, образованные — лучшие люди нашего государства. Наверное, двух кандидатов — первого и третьего — вычеркну. А среднего оставлю. И выйду из кабины «з чистым сердцем, з исполненным перед Родиною долгом, и усе будить честь по чести».

«Вы куда, девушка? Зачем вам в кабину? Давайте, скоренько вычеркивайте, и в урну. Видите сколько народу, и всех надо обслужить… И что там еще думать?…» — последнее было сказано не мне, а так, между прочим. Я была никому не интересна.

«Догони, догони, ты лукаво кричишь мне вослед…» Певица еще не допела свою песню, а мои выборы уже и кончились. Дважды голосовала в своей жизни. После того, первого выборного похода, прошло много времени. Да и из кого было выбирать? Всегда фигурировала одна фамилия. Так для чего идти? Портить настроение?