на мою талию ложится тяжёлая ладонь. Тритон выхватывает телефон.

— Здравствуйте. Это Герман Игоревич Белозерский. Аня со мной, не переживайте. Я её через пару дней верну.

Пара дней?! Мои глаза округляются, а Герман смеётся. Кажется, мой отчим случайно назвал его тритоном. Боже мой, какой стыд.

— Да, он самый. Не волнуйтесь. Всё будет хорошо.

Я в таком шоке, что никак не могу отреагировать. Ведёт себя будто мой настоящий жених.

Несколько ночей в постели с тритоном?!

Я планировала как-то перекантоваться, случайно уснуть в ванной или задрыхнуть в кресле-качалке на балконе. Но несколько ночей подряд спать в душевой кабине не получится. Заподозрит!

Волнуюсь, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, а в это время его рука уже не просто лежит на моей талии, она шевелится и поглаживает. Сложно беситься и собираться домой, когда тебя ласкают.

Эта новая тактика мне совсем не нравится. Она опасная. Я могу растаять.

Босс прячет мой телефон в карман своего пиджака. Разворачивает к себе лицом, обнимает двумя руками и целует в висок, нашептывая:

— Куда это ты собралась, дорогуша?

— А что это вы такое со мной делаете, босс?

— Обнимаю.

— Губами?

— Имею полное право, я — жених. — Снова прикасается к виску.

Тепло его дыхания согревает мою кожу, рассыпая по ней приятные мурашки.

— Так не пойдет, Тритон Игоревич, — путаюсь в словах и чувствах. Мотнув головой, поправляю себя: — Герман Игоревич, я хочу составить чёткий договор и аккуратно прописать в нём все пункты, — хриплю, в полный голос не получается, — потому что, как мне кажется, вы пересекаете допустимые границы. Мы договаривались без рук, а вы вообще с ума сошли. Творите какое-то бесчинство.

Поворачиваю голову, а Сабины нигде нет.

— Ваша любимая ушла, для кого этот спектакль? А-а-а, я поняла, — с трудом отлепляюсь, заглядываю ему в глаза, — у подъезда к дому натыканы камеры, и ваш папа сейчас смотрит в экран!

Тритон улыбается и не сводит с меня глаз, молчит. Ну и что это значит? Не могу сконцентрироваться на основных задачах фиктивного брака, когда меня нежно гладят по спине.

— Отпустите, Герман Игоревич, на нас смотрят водитель и мужик в сером пиджаке, имя которого я благополучно забыла. Вы меня сбиваете.

Но, вместо того чтобы выполнить мою просьбу, тритон поднимает вторую руку выше и, зарываясь в волосы, массирует затылок. Как же приятно. Я таю как свеча, и дело не только в том, что на улице уже прохладно и Белозерский создаёт дополнительное тепло. Просто этот гад такой крепкий, большой и сильный и явно умеет обращаться с женщинами, что я… ох.

Он не тритон, он хамелеон. Я вообще не понимаю, что ему нужно. Совсем меня запутал. Пробраться бы ему в голову и узнать, что у него на уме.

— Пойдём, я покажу тебе нашу комнату. — Выпускает из объятий, но, соединив наши ладони, переплетает пальцы.

— Послушайте, Герман Игоревич, я что-то плохо себя чувствую. Видимо, аппендикс по новой воспалился. Вы тут сами доиграйте, без меня, ладно?

— Не может воспалиться то, чего нет. Пойдём, Ань.

— Не могу.

— Трусишь?

— Не хочу мешать вашему счастью.

— Ты про кучу денег в наследство?

— Я про кучу ботокса и накладных ногтей.

— Ох, Аня-Анечка! — качает головой, усмехнувшись.

— У меня есть план, Герман Игоревич. Гавриила нет. Вам сам бог велел приударить за Сабиной. Я вам только мешаю. Скажите папе, что у меня рейс в Воркуту.

Герман смеётся громче.

— Что ты такое говоришь, Аня, я вообще-то помолвлен и собираюсь жениться.

— Вы хитрый и отлично притворяетесь. Вы хотите получить наследство, и вам плевать на наши с Сабиной чувства. Мне неудобно мешать великой любви. Я еду домой. Всё!

Герман щурится. Веселится.

Не понимаю, он что-то испытывает ко мне или притворяется? Его прикосновения такие настоящие и будят во мне запретные чувства. Я не хочу, чтобы он мне нравился, и ещё больше не хочу ощущать вожделение к человеку, который мечтает о Сабине.

Надо было выйти на кольце: устроить истерику, попроситься наружу. Не ехать сюда. Упираюсь.

А Герман, устав уговаривать, закидывает меня на плечо.

Это так на него непохоже, что я впадаю в ступор!

Повисаю на нём, как тряпка на сушилке для белья.

— Босс, признайтесь, вы что-то тяпнули в машине? Выпили из той серебристой Диминой фляжки? Я никому не скажу! Это не вы, босс!

Молчит, просто несёт в дом, посмеиваясь. Мы заходим внутрь. Пытаюсь спасти ситуацию.

— Здравствуйте, я Аня, — улыбаюсь женщине в костюме горничной, которую вижу вверх ногами. — Герман Игоревич мой жених. Мы помолвлены. Я устала, не могу идти сама. Видимо, синдром Лериша разыгрался, совсем замучил окаянный. Это нечасто встречающаяся болезнь, она проявляется в формате хромоты, когда болит одна из ног. Но в такие минуты Герман мне всегда помогает. Заботится.