Они были, как говорится, upwardly mobile. И быстро продвинулись до upper middle-class. Детей они планировали на потом. Знал ли он тогда, что эти планы окажутся фарсом, а его деньги – из-за хитро составленного брачного контракта – достанутся в основном этой сучке и ее латиносу?

И с тех пор, как его жизнь треснула, мечта у него появилась. Заставить заплатить. Наверно, шейхам было легко объяснить ему, что мир порочен. Он это и так знал.

Фонари тут действительно были красные. Хотя их – как подсказала «Ультрапедия» – поставили относительно недавно, во время последней реконструкции этого квартала, который в двадцатые годы захирел из-за запретов правозащитных организаций («женщина не должна быть мясом на витрине!»), а потом в тридцатые серьезно пострадал во время беспорядков и долго стоял полузаброшенным из-за негласных запретов со стороны исламской общины города на порочный образ жизни.

Но с новой стабильностью экономики недвижимость здесь снова стала дорожать, а с системой глобального спутникового мониторинга и следящими дронами – порядок вернулся. Еще на протяжении восьми лет тут в стеклянных боксах и за окнами выступали только роботы и крутились трехмерные изображения. Ведь специалистами по gender studies было доказано, что влечение к противоположному полу является всего лишь социальным конструктом, а не биологической потребностью.

Но потом снова вернули живых женщин, потому что профсоюз работниц этой сферы выиграл суд и у городской ратуши, и у Европейского Женского Фронта, и даже у двух имамов – все из которых требовали вечного запрета на богопротивное зрелище.

Запрет отменили, признали неконституционным.

После новых изменений в глобальном законодательстве и нравах вернулись и «жрицы любви», уже не как парии, а как представительницы профессионального сообщества. Этот злачный район был известен на весь мир и представлял собой культурный бренд. Выглядел он как сплав седой древности и «золотого ХХ века», которому почему-то присвоили статус эталона цивилизации. От современности тут были только роботы – куда же без них, мусорщиков, носильщиков и торговцев?

Сначала Ларсен прошелся по Чайна-тауну. «Ультрапедия» сказала, что раньше тот был совсем маленький, но после волн беженцев Темного Десятилетия разросся в четыре раза. Впрочем, едва ли десятая часть китайцев жила изолировано. Остальные без труда интегрировались в городе и по всей стране. Как происходило повсюду на планете.

Посмотрел на китайских драконов. Прокатился на рикше, обычном, хотя и механические тут были. Совсем как в Азии. Пообедал в ресторанчике – не очень плотно. Никакой утки по-пекински, только порцию лапши чаджанъмён.

Впрочем, публика тут была такая же смешанная, космополитическая – как и на других улицах Амстердама. Только седоусые (усы у них висели совсем как у драконов!), козлобородые старики в свободных одеяниях, засевшие в витринах лавочек, были похожи на состарившихся бойцов «триад». Хотя, скорее, были обычными ремесленниками или торговцами, а то и вовсе банковскими клерками на пенсии, в молодости щеголявшими в европейских костюмах, а к старости вернувшихся к традициям предков.

Насытившись – и визуально, и телесно – Абдул-Рашид направил свои стопы в самое чрево порока. Именно так себе он мысленно сказал.

Несколько угрюмых небоскребов-миражей в духе Чикаго времен «сухого закона» частично заслонили северный край неба. Сотканные из холодной плазмы – ионизированных молекул воздуха – они тоже были испещрены рекламой. Считалось, что они добавляют атмосферности, но судя по местной прессе, в городском совете уже пару лет шли дебаты – отключить их или оставить. Тут мог бы сниматься хороший фильм-нуар, в котором органично бы смотрелись пьющие детективы в широкополых шляпах и мокрых от дождя плащах, роковые красотки и жестокие убийцы за каждым углом.

Впрочем, один убийца тут действительно был. Никто не допустил бы его до такого важного дела, если бы он не был хоть раз испытан кровью.

Настоящие высотки в этом районе строить было запрещено, как и в соседних. Небоскребы высились в семи километрах к северу, в заливе – их фундаменты уходили прямо под воду, в скальное основание вокруг которого был насыпан остров Утопия, и их огни были хорошо видны отсюда в любую погоду. Как и мельтешащие между ними коптеры и конвертопланы.

Это было одно из немногих мест, где действительность не уступала миражам-голограммам и «оболочке». Просто, когда ты открывал «оболочку», ты начинал видеть немного другие картинки – не совсем те, которые встречал на улице без нее. А если ты решал откуда-нибудь из гостиницы «подключиться» и прийти в это место уже в виде аватары – то вполне возможно, увидел бы третьи. Хотя большинство объектов реального мира имели в сети своего двойника, это не касалось рекламы – она везде была разная, подстраивалась под каждого конкретного человека, и ее было много, хотя и не всегда она выглядела как реклама. Иногда смахивала на дружейский совет. Проще было пересчитать островки, где ее не было.

Пушеры тут продавали свой товар открыто. Их ассортимент был сертифицирован. Впрочем, и нелегальной дурью они могли обеспечить всех желающих. Здешнее Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков считалось одним из самых ленивых в мире. Даже странно, что смертность от передозировки тут была очень низка.

Этот город когда-то называли «Гангстердам». Лет двадцать назад тут могли зарезать или продырявить башку за золотую цепочку или дешевый гаджет. Даже в Старом городе. Но еще раньше шорох наводили воины ислама – не Братья Пророка, их тогда еще не было. Обычные муджахиды под духовным руководством сбежавших из нищавшей Аравии племенных шейхов. Это началось после Второй Войны Судного Дня, когда весь мир лихорадило, и маячил призрак всемирного ядерного пожара. Кому тогда было дело до одного застреленного горожанина или его изнасилованной жены?