— Что случилось? — Ума барона вполне хватило сообразить, что вряд ли пацан бежал всю дорогу, дабы доставить любимому господину хороший кусок мяса.

— На нас наехали! — наконец смог выдавить из себя посыльный.

А вот это уже была наглость, и все присутствующие дружно выдохнули одно емкое слово:

— Кто?!

— Какие-то гастролеры. Рыцарь и с ним трое воинов. Платить не хотят, сами денег требуют!

Отдавать приказ не пришлось. Воины без всякой команды бросились облачаться в кольчуги, а Джоан со всех ног помчался наверх за доспехами своего сюзерена.

— Живьем! Живьем хоть одного привезите! — прерывающимся от волнения голосом выкрикнул в напутствие Хряк, и Антошка обещающе махнул ему рукой.

На этот раз ни о какой чинной езде не могло быть и речи. Кони шли быстрой рысью, и лишь тяжело бегущие кнехты не позволяли Антошке и Джоану послать их в галоп. Сердце барона пело в предчувствии битвы, тяжесть щита приятно оттягивала руку, и меч весело колотил по бедру, ожидая мгновения, когда хозяин выхватит его из сковывающих свободу ножен.

Ворота во двор были распахнуты, но дверь была закрыта, и Антошка хотел эффектно открыть ее пинком ноги, однако в последний момент вспомнил, что она открывается наружу.

Проскочивший Брус предупредительно рванул дверь на себя, и Иванов первым вошел в зал.

Там вовсю шла привычная рыцарская работа. На огне утюгом раскалялся металлический прут, сам Толстяк был привязан к одному из подпиравших потолок столбов, и незнакомый рыцарь как раз вопрошал с явной угрозой:

— Говори, где деньги запрятал, боров?

— Зачем же так невежливо? Или моего разрешения спрашивать уже не надо? — осведомился Антошка. — Борзеете, благородный братан!

— Чего? — кажется, рыцарь настолько увлекся, что до него не сразу дошло изменение ситуации.

— На чьих людей руку поднять изволили, борзота? — повторил иначе свой вопрос Иванов.

Меч сам просился в руку, но места для размахивания им в зале не было. Вместо этого Антошка шагнул к гастролеру поближе и со всей души врезал ему прямо в челюсть.

На свою беду, рыцарь был без шлема да и не ожидал такого панибратского отношения со стороны незнакомца. Душа Антошки оказалась изумительно щедрой, без малейшего намека на жадность, и рыцарь полетел назад, врезался головой в столб, переломил его и затих. Может быть, понял, что был неправ, и устыдился безобразности своего поведения.

Его подручные ничего не поняли и ничему не устыдились. В итоге в трактире вспыхнула короткая драка, чем-то напоминающая кинематографические потасовки в салунах Дикого Запада. И, как в кино, победа хороших парней над плохими была предопределена заранее.

Один из чужих кнехтов получил в грудь тяжелый арбалетный болт и разлегся в углу, второму Антошка всадил в живот кинжал, отчего воин упал в позе младенца и жалобно завыл, и лишь последний не пожелал умереть по-мужски, рухнул на колени с негероическим криком:

— Сдаюсь!

— Возьмите его, — поморщился при виде откровенного малодушия Иванов. — И посмотрите, что с рыцарем?

Одного взяли, другого посмотрели, увидели, что живой, лишь в отключке, и взяли тоже.

— Выкуп, выкуп, — стал напевать под нос Брус, волоча незадачливого гастролера за ноги.

— Чего-то в горле сухо. — Антошка сел на лавку и выразительно посмотрел на развязанного Толстяка.

— Я сейчас! — Ноги плохо держали перепуганного трактирщика, но свой долг перед бароном он выполнил и собственноручно приволок большой кувшин с благородным напитком.

Жажда Антошки была велика, но кувшин оказался еще больше. Иванов опорожнил его едва ли на четверть, с сожалением вздохнул и передал посуду ближайшему к нему Гаку.

— Пейте. Неплохое винцо.

Кувшин пошел по кругу, благо сдавшийся кнехт и неочухавшийся рыцарь были уже связаны, труп вытащен во двор, и лишь раненый продолжал тихонько подвывать.

— Да уймите вы его! — в сердцах воскликнул Иванов, не любивший подобных проявлений чужой слабости.

Хук немедленно шагнул к стонавшему, обхватил руками его голову и резким рывком сломал стонавшему шею.

— Ловко! — похвалил приятеля Брус — Я уже думал ему глотку перерезать.

— Не люблю крови, — поморщился Хук, чем вызвал дружный взрыв хохота.

Антошка не понял причины смеха, но рассмеялся вместе со всеми. Что бы ни лежало в основе веселья, вид громилы, рассуждающего о милосердии, был достаточно смешон.

— Ну что? Поехали в замок? — спросил рыцарь, когда хохот утих.

— А обед? — жалобно отозвался трактирщик, словно от этого зависело, будут его защищать в дальнейшем или нет.