Нельзя ему на пенсию. Таких людей только дело на этом свете и держит. Стоит уйти на отдых, и "сгорит" за пару месяцев.

Что от меня нужно Молчанову? Днём я обрадовался, думая, что моя выходка с фотографией приносит плоды. Только какие?

Неужто меня хотят поставить на замену Митричу? Работа в фотоателье, так себе карьера. Сажай людей на стульчик, и крышку с фотоящика снимай. Рутина.

С другой стороны, законный доступ к школе и детскому садику, самым "хлебным" местам для фотографа. Да и нагрузка не слишком большая судя по тому, что мы сидим тут и расслабляемся в середине рабочего дня. Можно своими делами заниматься. Профессионально расти.

И всё равно, "могильщиком" для Митрича я становиться не хочу, решаю для себя. Если предложат — откажусь. Принимаю внутри это решение, и на душе становится спокойнее.

— А почему вы выпускников не фотографировали? — спрашиваю.

— Старый я стал, Алик, — вздыхает Митрич, —ноги совсем не ходят. И руки дрожат. Какой из меня фотограф, если плёнку в кассету зарядить не могу? Только на ФК и снимаю. За столько лет знаю её лучше, чем жену, хе-хе, на ощупь всё сделать могу.

— Значит, плёнки у вас нет? — перехожу к делу.

— Не держу, — Митрич разводит руками, — ты в Кадышев съезди. Там в "Универмаге" должна быть. Заведующая там, Зинаида, человек понимающий. Не то, что эти жучки. Управы на них нет.

—А чем поможете? — спрашиваю, — у меня деньги есть...

Вытаскиваю червонец, который получил от Комарова, но Митрич отмахивается от меня.

— Бумага есть, — говорит, — этого добра сколько надо, столько и дам. Если у меня печатать будешь, то и глянцеватель найдётся. — он показывает на незнакомое мне устройство в виде большого барабана.

— Обязательно приду, Степан Дмитриевич.

Что я дурак, от помощи отказываться? Это в фоторедакторе я царь и бог. А тут практически терра-инкогнита. Всё, что я могу, это следовать инструкциям на упаковках с реактивами. Ну ещё, может, в библиотеке книжка какая-нибудь найдётся. Так, в технологии изготовления фотографии я не понимаю ровным счётом ничего. Детские воспоминания не считаются.

— А можно, я плёнки проявлять тоже приду?

— Приходи, конечно.

— А увеличитель у вас какой?

— Никакого. — Митрич словно сам огорчён этим фактом, — Я же с пластинки печатаю. Контактным способом.

Значит, мне нужна плёнка и увеличитель. Не так много, если совсем недавно у меня не было ровным счётом ничего.

— Как сделаю снимки, так сразу к вам! — обещаю.

— И "шкалик" захвати, — подмигивает фотограф, — без "шкалика" реактивы плохо смешиваются. Проверено!

Эх, блин. Мне ж восемнадцати нет. Как я тебе "шкалик" добуду?!

— Договорились.

— Так, а снимать ты чем собрался? — останавливает меня Митрич.

— "Сменой"…

— Погоди, — Митрич роется в одном из шкафов и возвращается с фотоаппаратом, в плотном кожаном чехле.

У меня перехватывает дыхание. Аппарат сначала кажется непропорциональным. Корпус чересчур низкий и широкий. Грубоватые и основательные металлические детали. Блестящий объектив, который вытягивается в характерную рюмочку.

— ФЭД?!

— Феликс Эдмундович Дзержинский! — гордо произносит Митрич, — "командирский"!

— Можно?!

— Держи.

У меня в руках легенда. Точная копия немецкой "Лейки", которую в Советском Союзе собирали бывшие беспризорники в колонии знаменитого Макаренко. Аппарат опередивший время и выпускавшийся потом десятки лет почти без изменений. Да, он даже выглядит старомодно, словно реквизит к историческому фильму. Но в прямых руках это в десятки раз лучше моей "Смены".

— Ради комсомольского задания доверяю, — голос Митрича чуть подрагивает, — Не осрамись. Всё лучше, чем твоя пластмассовая коробка с дыркой. Чтоб вернул в целости!

— Верну, Степан Дмитриевич! Не сомневайтесь!

Выхожу с рынка, и нос к носу сталкиваюсь с Копчёным и парой его приятелей. Они идут вдоль ряда, на котором бабки торгуют семечками и отсыпают по горстке "на пробу" у каждой. Старый способ разжиться семками на халяву.

— У меня попробуй!.. и у меня… — кричат наивные бабки, — мои крупнее… а мои поджаристей…

Может, им скучно просто. А семечек не жалко, подсолнечные поля начинаются сразу после Заречья. "Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё".