– Ну… Мне следить тут за механиками.

– Ой! Вась, кончай уже жаловаться. Через сколько машину забирать?

Вася бросает ещё один взгляд на БМВ.

– Через полтора-два часа заходи.

– Окей.

Подождать можно в Парке Самоубийц рядом. Называется он так потому, что, гуляя по нему, другого желания, кроме как повеситься или утопиться не возникает.

Дизайнер, продумавший его, развесил петли на полуголых ветвях, а в маленьком пруду временами всплывал искусно сделанные манекены утопленников. Периодически их толкал гигантский сом, живший в этом же водоеме.

В парке почти никого. Депрессивный и унылый пейзаж: по блеклой еле зелёной траве стелются чёрные верёвки змей, усталые деревья в бессилии опустили ветки, а по вымощенным дорожкам изредка проходит пара угрюмых прохожих. Только Рексу весело.

То схватит за хвост незадачливую чёрную рептилию, то тащит мне палку, чтобы я кинул ему её. Он радостно лает, бегая вокруг меня, но от его нынешнего лая стынет кровь в жилах, а его улыбающаяся физиономия с двумя рядами клыков может вызвать инфаркт.

Но Рекс ничего об этом не знал. Для себя он оставался таким же ухоженным псом овчарки, а Парк Самоубийц виделся ему лишь уютным сквером, какой был возле моего былого дома.

Действия эмоций заканчивались, и на душу мне ложились всё более тяжелые и мрачные мысли. Глядя на доброту пса ко мне, я уже начинал сомневаться в своей принадлежности к клану Слуг Смерти. А вдруг я при жизни был добродетелен и меня по ошибке засунули сюда? Или же я был воплощением зла? Алекс отметил,

что знает некоего бизнесмена Артура Орловского, что работал в связке с Дуковым, криминальным авторитетом, что подорвал журналиста в его собственной машине. Что, если мне лучше не знать, в каких грехах я был повинен при жизни?

В задумчивости я смотрю на вышку Здания Суда. Добро и зло. Что это вообще такое? Всего лишь две относительности.

Добро – сила, направленная на созидание, зло – на уничтожение, но ведь создать можно атомную бомбу, а уничтожить вирусы. Или же добро заключается лишь в соблюдении, так называемых, Божьих Законов?

Но ведь я могу каждый день ставить свечку в церкви, а вечером насиловать детей, или я могу презирать религию, но придумать лекарство от рака?

А может, добро ты или зло определяют твои помыслы?

А что толку от моих помыслов? Человек ведь познаётся в поступках. Я могу с искренней любовью к человечеству сидеть на диване и плевать в потолок или же ненавидеть людей, но быть фанатично преданным своему делу и этим помочь миллионам человек. А может, наши поступки и мысли просто излучают ту или иную энергию, а добро и зло есть ни что иное, как заряд плюс и минус?

Я сажусь на скамейку у круглого пруда и стараюсь отвлечься на колыхающуюся гладь, из которой периодически высовывает свою уродливую морду гигантский сом. Рядом со мной сидит какой-то мужчина и увлечённо читает свежий выпуск DD (DeathDaily). Судя по очертанию букв, похоже на латынь или римский.

– О чём там? – интересуюсь у него, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей.

– Да всё об одном этом же, Артур, о железной дороге, – говорит знакомый голос позади внушительного разворота газеты.

– Луций? Вот так встреча.

– Именно так, – он опускает газету. Это стройный широкоплечий мужчина лет пятидесяти с выразительными серыми глазами и мужественными чертами лица: почти прямоугольные скулы, прямой нос, низкий и широкий лоб, голову покрывает жёсткая как щетина короткая стрижка седых волос. Луций, старейший Извозчик из тех,

с кем я знаком. В прошлом римский легионер. Он так давно занимается перевозками душ, что одно время делал это на запряжённой чёрным конем колеснице.

Он один из немногих Слуг Смерти своего возраста, с которыми можно общаться.

Те Извозчики, что проработали несколько столетий, становятся, замкнутыми и необщительными, а их лица практически неподвижными. Однообразная работа превращает их в простые равнодушные машины. Куклы за рулём.

– Ну, приветствую тебя, старый друг, – обмениваемся крепким рукопожатием. – Ты какими судьбами здесь?

– Отдыхаю, – просто отвечает собеседник, Рекс подходит к нему, дружелюбно кладет свою огроменную морду ему на ногу, и Луций, умиляясь, чешет кошмарного пса за ухом. – Стало скучно только по своему кварталу околачиваться, вот в ваш решил заглянуть. Провести время, как проводят его пожилые люди вашего времени:

за газетой в парке.

– А машину ты где оставил?

– Я пешком, куда мне торопиться?

Я уже собирался выдать что-то изумлённое в духе: «Откуда у тебя столько времени?», но старый римлянин перебил меня, сказав: