– Можно просто Макс. Так меня все друзья называют.

Я еле сдержалась, чтобы не прыснуть.

– Вам очень подходит эта фамилия, – с самым серьезным видом заявила я.

– А кто вы, прекрасная незнакомка?

– Евгения Томашевская, торгую пирожками у метро.

Макс развеселился:

– И где именно?

– На Владимирской.

– Обязательно отведаю ваших пирожков.

Я не на шутку перепугалась. Только его мне не хватало!

– Мы бизнесменов не обслуживаем. У нас льготный товар, предназначенный для

малоимущих.

Мы препирались подобным образом, не забывая поднимать бокалы и закусывать. Две девушки в накрахмаленных передниках обслуживали гостей. Хорошо быть богатым!

– Я вижу, вы помирились? – встряла в наш разговор Танька.

– С кем?

– С Максом.

– Не понимаю, о чем это ты.

Она пожала плечами и отошла к гостям, столпившимся у навороченного

проигрывателя. Вскоре раздался ее голос:

– Женька, ты не помнишь, как там у Бальмонта «Мы говорим на разных языках…»?

Я разозлилась. Что это ей вздумалось привлекать ко мне внимание? Но я все-таки

продекламировала:

Мы говорим на разных языках.

Я свет весны, а ты усталый холод.

Я златоцвет, который вечно молод,

А ты песок на мертвых берегах.

То ли от злости, то ли потому, что это стихотворение мне действительно очень нравилось, но получилось выразительно. Послышались аплодисменты и требования продолжения.

Прекрасна даль вскипающего моря,

Его простор играющий широк.

Но берег мертв. Измыт волной песок.

Свистит, хрустит с гремучей влагой споря.

Я дочитала стихотворение до конца, сорвав очередную порцию аплодисментов. Танька о чем-то пошушукалась с гостями, и ее муж, Андрей, обратился ко мне: «Женя, почитай свои стихи!» Меня будто пружина выбросила со стула:

– Вы с ума сошли! После Бальмонта! – и на негнущихся ногах я вышла из комнаты.

Макс увязался следом.

– Придушу Таньку! – злобно шипела я.

– Не стоит так расстраиваться. Она не хотела ничего плохого. Давай лучше потанцуем.

Я машинально последовала за ним. Как глупо все получилось! Я, как истеричка,

выскочила из комнаты. И Танька хороша! Захотела, чтобы я перед этой публикой свою душу выворачивала! Проклятая снобка! – вдруг дошло до меня. Она решила всем показать, что ее лучшая подруга – не просто торговка пирожками, а поэтесса. Вроде, как Бродский, который кочегаром работал. Я даже чертыхнулась про себя.

– Ну, хватит кипеть! – сказал Макс. Оказывается, мы уже танцевали. – Объясни,

наконец, за что ты так на меня обиделась? Я ведь предлагал тебе встретиться, если твоя девичья память это сохранила, но ты так меня отбрила!

– И правильно сделала.

– Но почему злишься?

– А ты не понимаешь?

– Нет.

Я решила объясниться начистоту. В конце концов, не поступать же так, как Генка.

– Ты попался мне под руку не в лучшую минуту, – со скучающим видом начала я. – Мне было очень плохо, обидно, одиноко, и я выпила лишнего. То, что у нас произошло, совсем для меня не типично. Хочешь – верь, хочешь – нет, твое дело. Ну ладно, случилось, и случилось. Ничего не попишешь. Но зачем ты, как прыщавый подросток, побежал хвастаться своей легкой победой, да еще перед кем – перед моей лучшей подругой, еще иронизировал при этом. Так мужчины не поступают!

Он изумленно таращился на меня:

– Да откуда взялся этот бред?

– Мне Танька все рассказала, мы даже поссорились.

Он был готов вслед за мной придушить Таньку.

– Я сказал, что проводил тебя до дому. А если и иронизировал, то только над собой, так как получил от ворот – поворот.

Он выглядел удивленным и даже обескураженным. Я решила прояснить ситуацию до конца:

– Она мне потом сказала, что кое-что сама дофантазировала. Но, как говорится, то ли

он украл, то ли у него украли, но неприятный осадок остался.

Макс только фыркнул в ответ. Наконец, нам с Танькой удалось уединиться в другой комнате.

– Женька, ты сегодня – просто супер! Я тебя никогда такой не видела. Отлично

выглядишь и держишься непринужденно. – Я ее перебила:

– Зачем тебе понадобилось привлекать ко мне всеобщее внимание? Ты же обещала…

– Это случайно вышло, – оправдывалась она. – Виктор с Наташей поспорили, и он

говорит: «Мы с тобой будто на разных языках говорим», я и вспомнила Бальмонта, но только первую строчку. Ты так выразительно прочитала, ну я и ляпнула, что ты и сама стихи пишешь.