Шрифт:
Ближе к полуночи ветерок полностью затих, и ветви деревьев перестали зловеще скрипеть. На меня накатила волна сонливости, но я не закрывал глаза, продолжая пялиться на нависающую прямо надо мной молодую луну.
Луна медленно истончалась, и ко мне поворачивалась ее ставшая объемной, почти осязаемой темная сторона. Она выпирала из бархатного неба, как гигантский волдырь, готовый прорваться водопадом гноя. Ее темная сторона подмигивала мне заплывшими глазками и щерилась в широченной ухмылке.
— Тинна? — сказал я, не особо удивляясь. — Не такая уж ты и страшная!
— А с чего ты решил, что темная сторона бытия должна быть страшной? Уродам вы сами представляетесь уродами.
Потрясающая мысль, серьезно подумал я. И как я до этого не додумался раньше?
— Красота в глазах смотрящего?
— Именно! — обрадовалась Тинна моей догадливости. Она заулыбалась еще шире и неожиданно стала почти красивой. — В обычном мире красоты не существует вовсе! Это лишь точка зрения большинства. Но ведь и меньшинство имеет право на свою точку зрения, верно?
Да, мысленно ответил я, слова Тинны абсолютно верны и точны. Она вещает истину. Религия селенофилов — правильная и хорошая, просто я не понял этого сразу.
— Тинна, — сказал я, — ты — богиня меньшинства?
— Кто тебе сказал, что в меня верит меньшинство? Я — богиня Погани, и нас — легион! Намного больше, чем людей. Сейчас ты это поймешь. Но для начала узри мой лик!
Я подумал, что сейчас увижу нечто красивое, но ее темное лицо исказилось, глаза уплыли куда-то в сторону, рот искривился до невозможности. На то, что свисало на меня с низкого плотного неба, было невозможно смотреть — до того омерзительным оно стало.
Я хотел вскочить на ноги и убежать, уползти, укатиться, но тело лишилось сил, придавленное к земле. Отвратительный лик Тинны падал на меня, увеличиваясь в размерах, заслоняя все небо.
Я застонал, замычал дурным голосом, но не смог пошевелить и пальцем.
…И проснулся, весь мокрый от пота. Мускулы одеревенели, но уже наливались привычной силой. Это был ночной кошмар.
Луна — самая обычная — светила с неба, сдвинувшись к западной половине небосклона, ее прикрывала вуаль легкой тучки. Черная костистая ветвь дерева упиралась в серебряный серп.
Я сел, зашелестев листвой, и потер шею. В лунном свете блестели гладкие поверхности квадроцикла. В-аура местности не изменилась. Все вроде бы оставалось в порядке.
Я “прокрутил” время назад с помощью СКН, но он показывал только темноту. Значит, я реально спал. Нейрочип не записывает сны.
Вздохнув, я с силой потер лицо. И вдруг ощутил чье-то присутствие позади, возле монолитных камней дольмена.
Руки сами собой ухватились за автомат. Я прыжком поднялся на ноги и развернулся.
У дольмена стояла темная фигура. Прямая, а не согнутая, как у Уродов. И не чудовищно-огромная, как внешнее тело Лего.
В первый момент захотелось прошить ее очередью. Во второй — подскочить к квадроциклу и врубить фары. В Поганом поле вначале надо стрелять, а потом спрашивать — совсем как на Диком Западе.
Я передернул затвор. Магазин был наполовину полон патронов — или наполовину пуст, смотря как оценивать.
Но не выстрелил, потому что услышал знакомый голос:
— Олесь…
У меня подогнулись колени.
— Витька? — не своим голосом спросил я.
— Ага, — ответил он.
— Я все еще сплю?
И, не дожидаясь ответа, ущипнул себя за запястье. Было больно. Но это ничего не значило… Если ты спишь, мозг все равно тебя обманет. Обнадеживало то, что я только что спал, и это было совсем другое ощущение.
— Вроде нет… — неуверенно сказал Витька. Если это был он…
— Ты жив? — заволновался я. — Дай, я свет зажгу!
И шагнул к байку, чтобы включить фары.
— Лучше не надо, Олесь… Вдруг я исчезну?
Я ожидал чего-то подобного. Остановился и поднял автомат.
В-аура вокруг фигуры была сумбурная, дрожащая, как марево, ненадежная.
— Слушай, — заговорил я, понемногу приходя в себя. — Если ты порождение Поганого поля и морочишь мне голову, я тебя заставлю пожалеть!
Надеюсь, в голосе у меня не прозвучала дрожь — та самая, что овладела коленями.
До меня донесся вздох. Так вздыхал настоящий Витька, когда я, по его мнению, нес пургу.