Я поспешно спрятал трость в угол за несгораемым шкафом и жестом велел помощнице встретить посетителя.

– Нужно было поспорить, – буркнула она, удаляясь.

Не успел я сделать и пары глотков янтарного пойла, смазывая шестеренки в своем мозгу, очевидно, начавшие ржаветь от скопившегося в голове пота, как секретарша вернулась вместе с мужчиной лет тридцати пяти, в светлом костюме из тонкой ткани, какие любят колхозники, в круглой соломенной шляпе с черной лентой, узких, как глаза у китайца, очках. Гость подволакивал при ходьбе левую ногу, что убило последние сомнения – именно он забыл трость в моем кабинете.

– Доктор Ливингстон, я полагаю? – улыбнулся вошедший, протягивая руку.

– Что? – нахмурился я. – Какой еще, к черту, доктор Ливингстон? Котов моя фамилия.

– Так, милейший, проехали, – произнес посетитель после секундного замешательства. – Меня зовут Комаров Виталий Иванович и мне вас настойчиво рекомендовал наш общий знакомый из Москвы…

– Случайно, не в чине подполковника? – уточнил я.

– Тот самый, – закивал головой Комаров. – Тот самый. Он отзывался о вас, как о втором по величине эксперте по крайне запутанным делам…

– Втором? – воскликнул я. – А кто же тогда, по его мнению, первый эксперт?

– Понятное дело – товарищ Сталин, который, как известно, большой ученый, – ответил Виталий Иванович.

– Ах, Сталин, – протянул я. – Тут я не могу поспорить…

– К тому же во всем Чикагинске вы – единственный частный детектив, – продолжил мужчина. – А дело, понимаете ли… достаточно щекотливое. В милиции и слушать не будут!

– Располагайтесь, – предложил я, доливая остатки коньяка в свой фужер. – Я б предложил выпить, но, к сожалению, кончилось…

– Ничего страшного, Юрий Владимирович, – отмахнулся Виталий Иванович. – Я предпочитаю свое, домашнее. Я позволил себе небольшую, так сказать, шалость – оставил у вас свою трость, дабы вы могли продемонстрировать свой дедуктивный метод…

– Трость?

– Да, именно – трость!

– Дерево, покрытое черным лаком, серебряный набалдашник, гравировка "Час "Х"?

– Что? – удивился Комаров. – Какой еще, к черту, час "Х"?

– Вам виднее, – пожал я плечами. – Вероятно, трость служила вам напоминанием о каком-то событии…

– Да, мне ее подарили коллеги, когда я преподавал в ЧАСХ…

– Будьте здоровы, – пожелал я, стараясь выглядеть как можно более искреннем.

– Что-что, простите?

– Ну… вы – чихнули, я пожелал здоровья. Мне кажется, это зовется хорошим тоном. Но я не настаиваю, во всем хорошем – я не шибко хороший специалист.

– Да нет же, милейший, – раздраженно ответил посетитель. – ЧАСХ – это Чикагинская Академия Сельского Хозяйства! О каком часе "Х" вы твердите?

– Ах, вот оно что… – дошло до меня.

Похоже, мои ожидания не оправдались. Клиент оказался скорее жив, чем мертв, и, судя по всему, вовсе не собирался на тот свет. Во всяком случае -пока, в ходе нашей беседы еще многое могло измениться. Я был свидетелем и не таких метаморфоз!

– Так что вы можете сказать обо мне, изучив мою трость?

– В глаза вашу трость не видел…

– Что-что, простите?

Комаров замер, превратившись в изваяние, столь же незыблемое, как дело Ленина-Сталина, живущее в каждом из нас. Застыл с вытаращенными, как у рака глазами. Еще большее сходство с раком добавлял цвет его наглой физиономии, внезапно ставшей красной, как помидор. Вылитый рак!

Я промокнул галстуком пот со лба. Пиво! Вот что б мне не помешало – так это кружка ледяного пива, чтобы растопить раскаленный айсберг плотного, словно кисель, воздуха, застывшего в моем кабинете.

– Нет-нет, – замотал я головой. – Не нужно никаких извинений. Вы отняли совсем немного моего времени. Всего на пятерку.

– Но я же, черт побери, отчетливо помню, как оставлял свою трость именно здесь – около этого самого кресла!

– Жара, – пожал я плечами. – Даже у меня мозги плавятся. Признаюсь вам честно, что по такой погоде я сам не уверен до конца, что это – именно то самое кресло. Возможно, оно имеет определенные сходства с тем самым креслом, но разве от этого оно становится тем самым? Отнюдь!

– Но, позвольте…

– Позволить вам – что? – уточнил я. – Сомневаться в данных нашим общим знакомым рекомендациях? Или усомниться в том, что товарищ Сталин – был большой ученый? Извините, но нет! Я не смогу взять такой груз на свою кристально чистую совесть!

– Ну, что же… – развел руками Виталий Иванович, демонстрируя отчаяние. – Получается, что я забыл трость в другом месте! Печально, очень печально! Она многое для меня значила!

– Итак, – провозгласил я, театрально подняв палец. – Мы имеем дело о пропавшей трости! Если они и впрямь так дорога для вас, то мой гонорар в пятьдесят рублей покажется вам сущим пустяком!