— Мы тебе доверяем, солдат! Смерчеево своих помнит! — К чему он это сказал? Может был там? Да только Павел не воевал толком, и пострелять успел лишь несколько раз. Наотмашь, как умел. Павел развернулся, и увидел, что всё это время за его спиной стоял почти целый лагерь. Все развернулись на месте, и вместе с Павлом покинули здание. Спустя около пятнадцати минут Павел подъезжал на том же автомобиле к повороту, где его сразу же высадили. Павла удивило, откуда военные берут бензин, и почему им его не жалко, но они не очень хотели с ним разговаривать, и в основном молчали, лишь изредка общаясь между собой.

— Ну ты это — один из военных шмыгнул носом — не обижайся, ладно? — Автомобиль развернулся обратно, а Павел отправился на Верховку. По пути Павла раздирали куча мыслей, но они словно были заблокированы от внутреннего воздействия, и сделать с ними ничего было нельзя. Время было около 18, телефон Павел не использовал, так как он был почти разряжен, а электричество всё не появлялось. До Верховки около пяти километров, Павел зашёл в лесную зону. Ему почему-то не было страшно, хоть передвигаться здесь в одиночку и в мирное время было нежелательно. Пасмурная погода всё висит, никуда не исчезая. Павел прошёл через «проклятую тропу», которая выходила из левой половины соснового леса. Точного названия у неё не было, да только вот в обычное время здесь ходили легенды, что из тропы той, то русалка выйдет, то бесовщина какая-нибудь, то зверь дикий дорогу перейдёт. А если пойти по ней, то заблудишься в лучшем случае. Миф или нет, только никто из местных туда не совался. Так что проходя через неё, по словам местных, нужно было не смотреть туда, а только перекрестившись, идти дальше. Павел взглянул на тропу, ему стало не по себе. Павел ускорил шаг, постоянно оглядываясь назад, держа палец на спусковом крючке сайги. Необычайно тихо, но начали слышаться шорохи листьев и кустов. Павел испугался поначалу, но потом, когда увидел, что нарушителем покоя стали птички, у него словно камень с души упал. В этом символе, что птицы опять живы, он поверил в скорое восстановление своей жизни, и ситуации вокруг. Словно радующийся весне солдат, лежащий под обстрелами в сугробах. Дорога уходила вправо, Павел пошёл по ней. Вскоре за мостиком показалась Верховка. У Павла закололо в сердце. То, что он любил, было мертво. Наверное навсегда. Павел остановился у мостика, ему хотелось лишь глотка свежего воздуха. Всё затихло. Наверное навсегда. Павел остался один. Вокруг лишь слышен звук бегущей речки, и пролетающих мимо птиц. Тишину и мысли Павла прервал пронзительный лай со стороны трассы, Павел с перепугу снова схватился за сайгу. В ста метрах от него стояла собака, она не двигалась, было видно, что собачка боится Павла. Она жалостливо смотрела на Павла, слабо гавкнув ещё пару раз. Павел попытался подойти к ней, собака попятилась назад. Павел остановился, и развернулся в сторону Верховки. Собака была маленького размера, чёрная. Вроде не Ласа. Павел прошёл начало деревни, и остановившись, посмотрел назад. Из-за куста опять появилась собака, и увидев Павла, снова остановилась, и начала судорожно смотреть по сторонам. Павел опять отправился в путь, иногда поглядывая назад. Когда Павел шёл, шла и собака, когда Павел останавливался, останавливалась и собака, если Павел пытался идти за ней, она удалялась. Не чертовщина ли какая? Наконец, собака свернула в один из домов, Павел решил проверить, там же может кто-то быть! Причём он не видел, как она зашла в дом, она лишь испарилась за ним. Скорее всего дикая, прижилась тут, возможно у неё там потомство. Так как собака держала с Павлом дистанцию около ста метров, то Павел уже спустя 30 секунд был у того дома. Дом был не заброшен, и кто там жил раньше, он не помнил. Скорее всего очередные знакомые бабы Вали, она знала всю деревню. Павел подошёл ко старой деревянной входной двери, и потянул за ручку — было закрыто. Странно. Павел поцыкал, подзывая собаку, но лая не услышал. Дом был небольшой, с красной крышей. Павел собрался уходить, но передумав, ударил по двери ногой. Дверь упала. В доме было темно, Павел попробовал поискать фонарь — его не оказалось в кармане. Павел, прицелившись из сайги, на ощупь шёл в темноте.

— Есть кто? — и в ответ тишина. Павел резко увидел большую комнату справа, в которой было светло, так как в ней располагались окна с видом на улицу. Как выяснилось, дом состоял только из коридора и комнаты. Павел осмотрелся — ржавые, старые кровати без матрасов, паутина на окнах, старые брёвна в углу, и удивительно хорошо сохранившийся иконостас. Обыкновенный деревенский дом. Вдруг вспышка. Павел от испуга чуть пискнул. Прямо перед ним, спиной в его сторону, кто-то сидел на кресле. Павел не мог рассмотреть ничего, только голову, и большую тушу.

— С вами всё в порядке? — тишина. Павел обернулся, мало ли приманка? Он медленно начал подходить к креслу. Всё ближе и ближе. Сердце Павла выпрыгивало из груди. Через мгновение он очутился у кресла. Павел обошёл его. На нём, с закрытыми глазами, и сложа руки, сидела бабушка. Он вроде видел её раньше, но не мог вспомнить, где и когда. Павел пощупал её руку — пульса не было. Судя по всему, умерла совсем недавно. В темноте Павел не сразу заметил у неё в руках бумагу. Он попытался взять её, но она как будто вцепилась в этот клочок. Павел всё-таки вырвал его, и поднёс ко свету из окна.

«Помилуй Господи за всё! Прости Анютка! Но я умираю. Похороните меня у матери за Верховкой. Надежда Петровна.»

Павел с каменным лицом положил бумагу обратно в руку старушки, и словно выбежал из дома. Павел быстрым шагом направился к дому Афанасия, до него оставалось совсем немного. По пути Павел вспомнил про собаку, и про то, что никого в доме он и не видел, и где она была? Странно. Павел добежал до дома Афанасия, постучал — никого. Павел не стал ждать, и побежал к себе домой. Дверь была открыта, ещё бы, но стоп! Она была приделана! На обратной стороне виднелась записка: «Не благодари, Пахан». Павел улыбнулся, но вдруг услышал, как начала скрипеть дверь, ведущая во двор, но Павлу было не страшно, он чувствовал, кто это. В проёме показался улыбчивый Афанасий, и за ним, словно бешенный, вылетел Крон. Крон как будто в последний раз набросился на Павла, громко скуля и резво прыгая по сторонам. Крон не мог насытиться объятьями Павла.

— Я знал, что ты вернёшься, я молился за тебя — Афанасий кивнул головой. Позади него, со стеклянными глазами, стояла Ласа. — Я детишек, так сказать, покормил, за них не переживай. А сам ко столу давай, я ещё дичи добыл. — Афанасий показал на кухню, а Павел лишь улыбался, гладив Крона, но сразу резко поменялся в лице, и рассказал об увиденном Афанасию.

— Ну… Бабка не уйдёт уже никуда… Давай отобедаем сначала, а то остынет. — Павел был не против.

И как так Афанасий додумался, когда именно Павел должен прийти?

— Я же ведь видел, как они тебя паковали — Афанасий и Павел сидели уже за столом — Сам понимаешь, вмешаться мне было бы бесполезно, с ружьём против автоматов не катит — Афанасий засмеялся. Крон и Ласа лежали на полу. Павел заметил, что Афанасий почти никогда не давал команд Ласе, но она слушалась его, и подчинялась ему, словно читая его мысли. Удивительно.

— Да ты что думал, я обиделся на тебя? Ты же мне жизнь спас — Павел ухмыльнулся.

— Что за отметины на тебе? Это они тебя так? И что им в итоге нужно было от тебя? — Афанасий насадил на вилку ножку птицы.

— За что и почему не сказали, но! — Павел закусил — Должны были расстрелять, а на деле поставили ультиматум! —

— Кого поставили? — Афанасий прищурился —

— Сказали, что я теперь с ними в общем, и что я им понадоблюсь. — Павел опустошил рюмку. В доме на некоторое время повисла тишина.

— Ты поаккуратнее с ними, Паш, кинут и не моргнут —

— Да бежать уже бесполезно, да и некуда, сказали, что всё равно найдут. Где мне тут по полям и лесам с голой за… телом прятаться? —