— Проходи, садись, я вот как думал, что ты сейчас заявишься — Афанасий махнул Павлу из-за стола — А если бы не заявился, я бы звать пошёл — Улыбнулся Афанасий.

— Ничего себе зверь у тебя — Павел показал на хорька. — Откуда он? —

— А, этот… Так с голодухи прибежал, убивать жалко было, а ты глянь, он дикий, а не боится. — Павел попробовал дотронутся до хорька, он такой пушистый, а глаза его, словно бусины, смотрели из темноты на Павла, не отрываясь.

— Они Крона убили — Павел оторвался от хорька, и сел за стол, сняв с себя шапку.

— Я знаю — Афанасий налил Павлу стакан. — Ласу тоже —

— А Ласу то как и за что? — Павел опустошил стакан.

— А она, дурочка, выбежала у меня посмотреть, кто там идёт, а они её без суда и следствия, сразу, как… А, ну да — Афанасий поставил стакан. В доме повисла тишина. Было слышно, как новый гость что-то дерёт в углу. А на дворе ночь. Такая холодная, непроходимая ночь. Уже наверное ноябрь, а может и нет.

В 11 утра Павел как штык был в штабе, ему даже не дали поспать толком. Всю ночь Павел не мог уснуть из-за того, что теперь он не чувствовал родного сопения на полу. Тишина, которую последнее время так ненавидел Павел, стала ещё тише. К утру его вызвали через гарнитуру. Сколько было времени на тот момент — Павел не знал, а телефон уже давно разрядился. Но приехал вроде вовремя, не опоздал. Его снаряжение с прошлой операции ему всё же пригодилось. Винтовка и маскировочный костюм были при себе. Патроны Павлу позже додали. Через несколько минут его уже ждал командир. Он был в одной комнате с Голдом. Павел протянул руку Голду, тот, не ответив, встал смирно.

— Здравствуйте, Павел, наслышан я про вас. — командир взял в руку кружку — Сегодня наклёвывается одно дельце, надеюсь, что вы нам поможете — Павел кивнул — Славно. У нас, прямо над нами, с противоположной стороны Верховки, где-то также пять километров от трассы, расположена одна деревня, и отмечена у нас как слепая зона. Названия у неё точного нет, раньше называлась «Фазьма». Суть её в том, что она была заброшена ещё давно, до этих событий. Там, судя по уголовным делам, орудовали и жили какие-то последние ублюдки. Устраивали там полнейший беспредел. Держали пленных, издевались над ними. Милиция даже докладывала, что в голодный год у них были случаи каннибализма. Понимаете, да? Жило там около 30 человек, дети, старики, и все сидели под преступной бандой, не имея связи с внешним миром, жуткая история, но да ладно. — командир встал у окна — Если бы ещё тогда этот случай опубликовали в СМИ… всем всё равно было бы начихать, вряд ли кого-то этим удивить. Да только вот всё было засекречено. А когда собрались штурмом брать деревню, то обнаружили, что все упыри вместе с их главарём были убиты, и тела их были разбросаны по деревне. Недавно командование доложило нам, что видели кого-то в тех краях. Нужно бы наведаться, да выяснить кто там шляется, и что он там забыл. Был отдан приказ больше не допустить подобного ада в той печально известной деревушке, они и в мирное время натерпелись, а сейчас что там может разрастись — страшно подумать. Скорее всего это не потомки той страшной банды, а обычные местные мародёры, но лучше всё же перестраховаться. Если менее пятерых лиц — уничтожить, если более — вызывайте наших ребят. Всё ясно? Теперь отправляйтесь, машина ждёт. — Гас вёз Голда с Павлом в гробовой тишине, после чего, высадив у поворота на Верховку, пожелал им удачи, и отдалился. Фазьма располагалась в пяти километрах от места высадки, идти около часа. Павел и Голд шли по лесу около двадцати минут. Слева от него было расстелено поле. По полю идти было опасно — могут заметить издалека.

— Слушай, а какого лешего тебе тут понадобилось? — Голд шёл в развалку, положив винтовку на плечо, и иногда размахивая головой в стороны, Павел же шёл притаившись, в полном внимании, держа оружие наготове. — Сидел бы у себя в городе, мух ловил, доживал бы деньки, а то тут ты мне сейчас проблем подкинешь. —

— Проблемы ты и сам себе неплохо создаёшь — огрызнулся Павел.

— Проблемы я не только себе создаю, но я ни в чём не виноват, чему быть, того не миновать. Это жизнь заставляет меня так грязно играть. —

— Ясно. Понял. Бывает. — неохотно отвечал Павел, делая паузы в диалоге — Я не знаю, что я делаю здесь, но заметь, я не бросаю тебя, я иду за тобой, впрягаясь за то, за что понятия не имею. —

— Да куда ты тут денешься, быстро тебя местные нелюди порежут и сожрут, и ты это больше меня понимаешь, поэтому ты пока что с нами, плывёшь себе по течению, но толку в этом нет, конец тут будет у тебя не такой красочный, какой бы ты хотел. — Павел опустил вниз своё грустное лицо.

— Слушай, давай молча дойдём, последние дни убивают во мне всё желание разговаривать, тем более с такими, как ты. — Предложил Павел. Голд свистнул Павла. Павел обернулся, Голд нацелил на него дуло винтовки.

— Будешь так базарить, пристрелю, как собаку, понял? —

— Так стреляй — Павел обернулся в полный рост к Голду.

— Думаешь не стрельну? С псиной твоей тебя положим, а в такой глуши тебя даже через хренову тысячу лет не найдут, будешь лежать вместе с остальным сбродом, здесь тебе и место —

— Ты только разговариваешь — Павел поднял голову — Не стреляешь. Ты не бравый воин. У тебя другие приоритеты, таких как ты точно никто не вспомнит, даже если тебе памятник выставить. —

— Ну да, ну да, меня с моими то средствами никто не вспомнит, а тебя, никчёмного бомжа поди поминать всей Краснароссией будут? — Истерично посмеивался Голд. — Знаешь, скольких я отщепенцев отправил на тот свет? Я люблю это делать, вы мне не нравитесь, всё живёте непонятно чем. То ради бабы, то ради мамы, тьфу на вас, бабло вам не надо, власти вам не надо. Неделю назад слышал такого как ты, перед тем как сдохнуть, он просил меня передать его то-ли бабе, то-ли родственнице, что он их дескать любит. Другие бывало просили что бы я им помолиться дал, перед тем, как я их пришью. Больные ублюдки, ничего не мыслили, они сдохнут скоро, а всё городят про седую бабку. —